Окутана дымкой тревожных желаний,идешь, омываясь вечерней прохладой.Как вянущий нард эти сумерки плоти,увенчанной таинством женского взгляда.Несешь на губах чистоты неиспитойпечаль; в золотой Дионисовой чашебесплодного лона несешь паучка,который заткал твой огонь неугасшийв цветущие ткани; ничей еще ротна них раскаленные розы не выжег.Несешь осторожно в точеных ладоняхмоточек несбывшихся снов и в притихшихглазах горький голод по детскому зову.И там, во владеньях мечты запредельной,виденья уюта и скрип колыбели,вплетенный в напев голубой колыбельной.Лишь тронь твое тело любовь, как Церера
{109},ты в мир снизошла б со снопами пшеницы;из этой груди, как у девы Марии,могли бы два млечных истока пробиться.Нетронутый лотос, ничьи поцелуиво мгле этих пламенных бедер не канут,и темные волосы перебирать,как струны, ничьи уже пальцы не станут.О таинство женственности, словно поле,ты ветер поишь ароматом нектара,Венера, покрытая шалью манильской,вкусившая терпкость вина и гитары.О смуглый мой лебедь, в чьем озере дремлюткувшинки саэт
{110}, и закаты, и звезды,и рыжая пена гвоздик под крыламипоит ароматом осенние гнезда.Никто не вдохнет в тебя жизнь, андалузка,тебя от креста не захочет избавить.Твои поцелуи — в ночи безрассветнойсреди виноградников спящая заводь.Но тени растут у тебя под глазами,и в смоли волос пробивается пепел,и грудь расплывается, благоухая,и никнет спины твоей великолепье.Горишь ты бесплодным огнем материнства,скорбящая дева, печали пучина,высокие звезды ночные, как гвозди,все вогнаны в сердце твое до единой.Ты — плоть Андалузии, зеркало края,где женщины страстные муки проносят,легко веерами играя.И прячут под пестрой расцветкой нарядов,под сжатой у самого горла мантильейследы полосующих взглядов.Проходишь туманами Осени, дева,как Клара, Инес или нежная Бланка
{111};тебе же, увитой лозой виноградной,под звуки тимпана плясать бы вакханкой.Глаза твои, словно угрюмая повестьо прожитой жизни, нескладной и блеклой.Одна среди бедной своей обстановкиглядишь на прохожих сквозь мутные стекла.Ты слышишь, как дождь ударяет о плитыубогонькой улочки провинциальной,как колокол где-то звонит одиноко,далекий-далекий, печальный-печальный.Напрасно ты слушаешь плачущий ветер —никто не встревожит твой слух серенадой.В глазах, еще полных привычного зова,все больше унынья, все больше надсада;но девичье сердце в груди изнуреннойвсе вспыхнуть способно с единого взгляда.В могилу сойдет твое тело,и ветер умчит твое имя.Заря из земли этой темнойвзойдет над костями твоими.Взойдут из грудей твоих белых две розы,из глаз — две гвоздики, рассвета багряней,а скорбь твоя в небе звездой возгорится,сияньем сестер затмевая и раня.