Бык, черный бык, бунтующий в тоске!Почуявший судьбу свою впервые,рогами рвешь ты буруны морскиеи вспахиваешь борозды в песке.Что подо лбом крутым, как в тайнике,скрывается, провиденья какие,когда ты хочешь холодность стихиипереупрямить в огненном броске?Иль видишь человека ты со шпагойи по арене льющуюся кровь?Бич пастуха свистит, но ты с отвагойкидаешься в атаку вновь и вновь,в соленых брызгах пенной круговертитореадора предавая смерти. (Полощет вечерний бриз не флаги в порту Севильи, в каждом из кораблей — по две бандерильи. Голуби в Риме взвились, словно бандерильеро кинул их ввысь.)Как любил я упругость двух ловких, стремительных ног!Легкость ног, попирающих смерть!Шаг за шагом вперед, шаг за шагом вперед по дороге,по которой ползет или мчится,одна ли, со свитой,тайком ли, открыто —смерть.Как любил я упругость двух ловких, стремительных ног!Пусть пожалует смерть— в черных туфлях навстречу я выйду,в черных туфлях шагну за барьер и ступлю на арену,где беснуется смерть;в ее реве глухом —стон колодцев бездонныхи вздохи слепых подземелий,в ее реве протяжном —плач бесплодной земли,звон гитары.Как любил я упругость двух ловких, стремительных ног!Выпадает одним умереть на ногах — в сапогах, в альпаргатах
{183},на пороге распахнутой двери, у раскрытого настежь окна,среди улицы, залитой солнцем.Выпадает другим…Пусть пожалует смерть — в черных туфлях навстречу я выйду,в черных лаковых туфлях и в розовых плотных чулкахнанести постараюсь я смертисмертельный удар.Берегись!Как любил я упругость двух ловких, стремительных ног! (Легкие ноги Игнасьо, ноги тореадора, — сколько силы в вас было, сколько задора. Кто бы подумать мог, что эту крылатую легкость бычий настигнет рог!)