Исповедь маркизы

Прошло несколько месяцев; в конце года наша пенсия уменьшилась, так как этот дворянин разорился. Пришлось уволить служанку; затем, по мере того как я росла, нам пришлось работать. Терпение матушки было неиссякаемым; смирение придавало ей сил. Несмотря на кончину г-жи де Помпадур, г-н де Бельфонтен не возвращался; у него находилось множество доводов, и он по-прежнему кормил матушку обещаниями. Бедная матушка продолжала надеяться и ничего мне не говорила! Она скрывала от меня все свои огорчения.

Наконец недавно она, как обычно, отправилась за нашей скромной рентой. Деловой человек с подобающим в таком случае видом заявил, что пришла пора сказать правду и не обманывать ее больше. По его словам, теперь, когда я выросла, я уже ни в ком не нуждалась, у меня было ремесло, и я могла позаботиться о себе сама, тем более будучи красивой девицей, прибавил он.

Мой отец не был г-ном де Бельфонтеном; он собирался жениться в третий раз и упразднял всякие пенсионы такого рода. Матушка могла считать себя счастливицей: этот человек никогда ни для кого столько не сделал, как для нее, и так долго не помогал своим жертвам, поскольку его состояния не хватило бы на всех. Теперь он исполнил свой долг, и она должна была рассчитывать только на себя.

Бедной матушке казалось, что это сон; она упала с неба на землю. Вот как ее отблагодарили за подобное доверие, за подобную преданность! Однако она решила выяснить все и, проявив настойчивость, узнала имя своего соблазнителя. То был господин маршал герцог де Ришелье.

— Боже мой! — вскричала я.

— Увы, да, сударыня, и с тех пор моя бедная матушка чахнет. Она написала или, точнее, заставила меня написать маршалу, но не получила ответа. Мысль о том, что я останусь без поддержки и без всяких средств, приводит ее в отчаяние. Она стала искать способ добраться до герцога и подумала о вас, сударыня, ведь вы с ним знакомы; вы, столь милостивая дама, как известно в нашем квартале, поговорите с господином маршалом и попросите его не лишать мою матушку помощи, обеспечивавшей ей пропитание и…

— Нет, дитя мое, я обращусь не к маршалу, а к его досточтимой жене, доброй и великодушной особе, и ручаюсь за успех.

— Как, сударыня?..

— Предоставьте это мне; возвращайтесь к вашей матушке и ни о чем не беспокойтесь. Вероятно, уже завтра у меня будут для вас хорошие новости. Приходите снова примерно в это время; я рада вам помочь; это доброе дело, за которое мне воздаст Господь, как я надеюсь.

— Ах, сударыня, он позволит вам еще долго оставаться среди нас, чтобы моя благодарность…

— Не говорите мне о благодарности; в мои годы каждому известно, чего она стоит, хотя в вашем возрасте в нее еще можно верить. Ступайте, мадемуазель, и оставьте свои опасения.

В тот же вечер я послала слугу просить новоиспеченную супругу маршала де Ришелье соблаговолить принять меня наедине. Как я уже говорила, ею была досточтимая вдова Рот, добрая, кроткая, довольно безликая особа, как нельзя лучше способная скрасить своей заботой последние дни старика. Она назначила мне время, я все ей рассказала, и на следующий же день бедная девушка получила не только значительное приданое, но и разрешение впредь именоваться мадемуазель де Бельфонтен, а также право выбрать себе мужа. Меня уверяют, что маршал нашел ей жениха среди французских гвардейцев. Сегодня девушка пришла ко мне снова; она преисполнена горячей признательности; я ее не приняла, потому что была в слишком плохом состоянии; несомненно, это моя последняя запись. Моя долгая жизнь подходит к концу, я угасаю, я это чувствую!

Сегодня утром я продиктовала последнее письмо г-ну Уолполу. Я не испытываю никаких сожалений, я устала и, быть может, скоро отдохну. К тому же Франция умирает, и я не желаю быть свидетельницей ее агонии…

Письмо Вьяра господину Хорасу Уолполу.

«Париж, 20 октября 1780 года.