Исповедь узницы подземелья

Второй сын Лены прожил с нами целых четыре месяца. Подруга понимала, что Олежек слишком слабенький, что в нем едва теплится жизнь, но она никак не могла заставить себя расстаться с ним. Мохов не требовал отдать ребенка ему. Скорее всего, он выжидал, когда Лена сама решится на это, ведь она не захочет, чтобы малыш рос стенах этого подвала или еще хуже – погиб от истощения. Именно так все и произошло. Мы понимали ужас нашего положения, и поэтому сами попросили отнести ребенка из нашего бункера. Было совершенно очевидно, что малышу нужны свет, солнце, нормальная еда, нормальный воздух, нормальный уход – мы, находясь в подземелье, не могли ему обеспечить всего этого…

Вместе с этим решением у нас созрел и очередной наивный план освобождения. Мы написали маленькую записочку с нашими именами, вложили ее в распашонку и крепко запеленали мальчика. Когда Мохов в оговоренное время пришел за младенцем, мы с чувством, что скоро весь этот кошмар закончится, отдали ребенка. О, как же мы ошибались, когда надеялись на это письмецо, вложенное Олежке в рубашечку! Конечно же, наш мучитель переодел его в подготовленные для такого случая вещи, нашел эту несчастную бумажку и даже подменил ее на другую, с исправленным текстом. Только после освобождения из очередного интервью мы узнали, что Олежку нашли в каком-то многоквартирном доме, при нем была записка, и от женского лица – просьба передать ребенка в хорошие руки.

В сети можно найти интервью прокурора города Скопин Валерия Марюшкина, который работал в те годы: «Ребенок лежал на полу в подъезде, при нем была записка. Женщина, назвавшаяся Леной, просила передать ребенка в хорошие руки. Когда малыша доставили в больницу, его вид шокировал врачей – подкидыш был похож на маленького старичка. При росте 55 сантиметров четырехмесячный мальчик весил 2 килограмма 400 граммов! Жизнь в нем едва теплилась. Двумя годами раньше в Скопине произошел аналогичный случай: такой же брошенный в подъезде младенец и записка похожего содержания. В обоих случаях мы перерыли весь город, разыскивая „кукушку“. А вот сличить почерк записок никто не догадался…» (интервью было дано Марии Василь, журналисту украинской газеты «Факты», 28 мая 2004 года – спустя всего пару недель после нашего освобождения)

Но тогда мы, конечно, ничего этого не знали. Мохов нам ничего не рассказал: ни куда он отнес ребенка, ни то, что подменил записку – ни слова, ни полслова. Про записку мы уже догадались сами… Потому что за нами так никто и не пришел… Потом – вновь была принесенная им заметка в газете, с точностью повторяющая текст про первого найденного мальчика. То, что Олежек жив и здоров, было радостью и облегчением, но то, что наша попытка побега вновь не удалась, погружало в невероятное отчаяние…

Наша жизнь потекла своим чередом. В сентябре мне исполнилось семнадцать лет, и на день рожденья я получила в подарок возможность посмотреть через окошко на звездное, еще по-летнему низкое небо и подышать ароматами природы. В этом подвале я из ребенка превращалась во взрослого человека, у меня формировалось собственное мировоззрение. появлялись жизненные ценности, складывались черты характера. Я очень много думала о своей семье: как я люблю родителей, сестру, бабушку с дедушкой, многочисленных родственников. Я мечтала увидеть их всех, обнять, успокоить и пообещать, что больше никогда никуда не исчезну.

Главным человеком, не дающим мне падать духом, была моя мама, все эти годы я верила, что она молится за меня и верит в то, что я жива и обязательно вернусь к ней. Я не должна была позволить этому ничтожеству заставлять страдать всю оставшуюся жизнь моих дорогих и любимых людей. Поэтому я продолжала бороться с обстоятельствами и не опускать руки.

Когда Лена сказала, что она опять беременна, я даже не удивилась. Для меня уже стало привычным видеть ее с животом и ожидать очередного младенца. Я вообще стала малоэмоциональной и почти не плакала. Просто продолжала жить, стараясь отвлечься от действительности при помощи занятий творчеством или просмотром телепередач. Больше всего мне нравилось, когда каналы транслировали прямые включения – я вновь ощущала себя частью этого мира и, абстрагируясь от действительности, представляла, что нахожусь сейчас рядом с людьми по ту сторону экрана. Телевизор для меня стал единственным окном в земную жизнь, мы не выключали его никогда, только ночью делали звук потише.

2004 год: освобождение

Второй ярус кровати оставался пустовать и служил нам крышей, защищающей от капель воды, слетающих вниз, и постоянно падающих омерзительных чёрных жуков.

В марте 2004 года Мохов впервые за все время разрешил мне помыться в его ванной. Я не поверила своему счастью, ведь у нас опять появился призрачный шанс на спасение.