– Ничего особенного, господин премьер-министр. Банальная нехватка денег, и не более того. Наш писатель получает по пятнадцать фунтов за статью и столько же ежемесячно за тайное сотрудничество.
– Но насколько я помню из вашей справки, господин… – Пальмерстон на секунду запнулся, вспоминая фамилию немецкого эмигранта, и Мордрет немедленно поспешил прийти ему на помощь.
– Энгельс. Господин Фридрих Энгельс.
– Да, господин Энгельс относится к вполне состоятельным людям. Ведь у него есть своя доля в манчестерской фирме отца, не так ли?
– Совершенно верно, милорд. Господин Энгельс – обеспеченный человек, но он постоянно помогает деньгами семейству своего друга Карла Маркса, чье финансовое положение далеко не безупречно. Гонорары от статей, опубликованных в «Дейли Телеграф», идут непосредственно господину Марксу, официально оформленному корреспондентом этой газеты.
– Какая братская привязанность между этими господами, кто бы мог подумать! – фыркнул Пальмерстон, явно намекая на национальность фигурантов разговора. – Хотя чего только не бывает в этой жизни!
Пальмерстон откинулся на спинку стула и забарабанил пальцами по столу.
– То, что господин Энгельс придерживается принципа «деньги не пахнут», это мне понятно. Но только вряд ли одни финансовые проблемы заставляют его столь плодотворно сотрудничать с нами. Вам известны его подлинные мотивы, инспектор?
– Конечно, господин премьер-министр. Энгельс – революционный фанатик, который все еще не растратил свой юношеский максимализм. Он твердо убежден, что хитро использует наше покровительство в своих целях, венцом которых он видит всеобщую европейскую революцию.
– Странно, как уживается в нем такой идеализм с немецким прагматизмом, который буквально сочится из каждой его строчки!
– Мери Бернс это тоже удивляет, – вновь позволил себе скупо улыбнуться Мордрет, вспомнив подругу Энгельса, через которую к инспектору приходило множество ценной информации.
– Ну, каким бы странным господином ни был Энгельс, но русского царя Николая в своей статье по поводу нашей войны с Россией он очень сильно задел. Читаю, и душой моей овладевает ралость от осознания того, что наши солдаты ведут святое дело, борясь с азиатским деспотом, превратившим свою империю в тюрьму народов! Нет лучше и благороднее дела, чем разрушить стены этой тюрьмы и даровать измученному народу долгожданную свободу вместе с основами европейской демократии. Ай да Энгельс, ай да господин революционер! После такой разгромной статьи теперь никто не посмеет утверждать, что, воюя с русскими, мы преследуем только свои корыстные цели. Нет, на своих штыках мы несем гибель кровавому тирану и свободу русскому народу и всем узникам царских застенков, и потому всякий свободолюбивый человек просто обязан нам помогать! – говорил Пальмерстон, торжествующе глядя на застывшего перед ним инспектора Мордрета. – Позаботьтесь, господин инспектор, чтобы статью нашего революционного друга напечатали во всех ведущих газетах Англии, Франции, Германии и Соединенных Штатов. Кроме этого, надо помочь русским изгнанникам отпечатать ее на русском языке и через Финляндию направить в Петербург, для распространения среди интеллигенции и столичного бомонда. Они очень любят внимать словам пророка со стороны, откровенно не замечая своих мудрецов. Думаю, что сочинение господина Энгельса нанесет Николаю куда больший ущерб, чем поражение на Альме и даже потеря Севастополя, – чеканил свои мысли Пальмерстон.
Инспектор торопливо записывал приказы лорда в свой блокнот. У него была прекрасная память, и в случае необходимости он мог повторить речь лорда слово в слово, однако сидеть истуканом и моргать совиными глазами перед высоким начальством было бы верхом неприличия.
– Все будет сделано, милорд, в самое ближайшее время. Но боюсь, русские несколько опередили нас на этом этапе идеологической борьбы. По распоряжению царя Николая во всех русских газетах опубликовано патриотическое стихотворение поэта Пушкина «Клеветникам России», которое имеет очень большой успех как среди бомонда, так и среди простых людей, – осторожно сказал инспектор, но негодования со стороны лорда не последовало.
– Слава богу, что поэт Пушкин мертв, иначе неизвестно, что бы он написал в поддержку своего горячо любимого императора. Знаете, Мордрет, если бы русские знали свою силу, мы не сидели бы с вами так спокойно, а пребывали бы в страхе перед высадкой русского десанта на восточном побережье, – задумчиво произнес Пальмерстон и тут же опасливо умолк. – Я вас больше не задерживаю, инспектор, – помедлив, холодно молвил он, и Мордрет откланялся, сразу направившись в свою любимую канцелярию, где готовились очередные порции идеологической отравы для недругов Британии.