Испытания

Особенно повышалась роль Тишкиного контроля в дни выдачи зарплаты. Кладовщица Мария Фоминична Скворцова, по совместительству доверенное лицо цеха для получения в кассе денег и выдачи их рабочим, устраивалась со своим богатым чемоданом в красном уголке. Тишка садился вблизи Марии Фоминичны и ее чемодана. Процесс выдачи денег ассоциировался в собачьем сознании с выдачей еды, так как, в конце концов, рядом с опустевшим чемоданом появлялось нечто съедобное для самого Тишки. Мария Фоминична неизменно подкармливала щенка в свои «кассовые» дни.

Чуть свесив морду набок, Тишка с явным одобрением вникал в скрупулезные расчеты рабочих по их взаимным долговым обязательствам:

— Степан Петрович, получи 2 рубля, а 40 копеек, помнишь, ты с меня уже получил!

— Егорыч! Ты мне 20 копеек должен, не запамятовал? Когда в шашлычную заходили, у тебя не хватило.

— Николай Иваныч, так я тебе еще час назад на верстак те 20 копеек положил, Тишка не даст соврать, пробегал мимо, сюда спешил, а ты выходил куда-то. Чего я положил? Чтобы не путать старый долг с новым, а новый мне надо было сделать, и я 60 копеек у Горелова занял на два часа до получки, чтобы 40 копеек в пирожковую отнести — у продавщицы утром занял до обеда и жене дал, она в молочную ушла.

Ближе к окончанию выдачи зарплаты содержание разговоров возле стола с почти уже пустым чемоданом менялось: за получкой подходили не те, кто спешили отдать долги, а более солидные люди. С планами на будущее определенными, устоявшимися, а не случайными и легковесными:

— Ну, Тишка, ты очень хорошая собака и, конечно, понимаешь, что мы сегодня на стадион! За ЦСКА поболеть надо. Ну и пропустить по рюмке. «Козла» забить, а то и «пулька» сложится. А ты, Тишка, карауль цех!

Именно в такую минуту Тишка услышал уже знакомое ему ворчание, которое прерывалось чем-то, даже похожим на лай:

— Радуйся, зверь! Завтра — красная суббота, отправляемся в Красный Бор и тебя берем!

Цехком закупил для рабочих инструментального цеха путевки в однодневный дом отдыха, расположенный на самой дальней от города опушке Красного Бора.

Программа выезда на лоно природы была тщательно продумана: автобусы туда и обратно, полностью оплаченный из профсоюзных средств хороший обед, волейбольное соревнование между двумя командами цеха, выступления на эстрадах лесного парка заводской художественной самодеятельности, профессиональных артистов и члена Союза писателей, популярного пародиста Пируэта Ивановича Балеринова.

По поводу программы советовались с рабочими разных интересов и возрастов. Волейбол предложили новички-инструментальщики, выпускники ПТУ, художественную самодеятельность — заточницы, участницы районного женского хора «Осинушка». А на Балеринове настаивали завсегдатаи шашлычной; там стоял поломанный, но отремонтированный в складчину телевизор, на экране которого часто появлялся пародист Пируэт Иванович Балеринов, ладно и естественно дополняя микроклимат заведения. Балеринов был мастер поиздеваться над старческими недугами, над физическим убожеством человека — горбом, косоглазием, хромотой, слепотой. И с особым знанием дела высмеивал алкоголизм и супружескую неверность. Многие завсегдатаи шашлычной впервые из выступлений Балеринова узнали названия некоторых микробов — разносчиков заразы. Узнали и запомнили — от частого повторения с экрана — лучше даже, чем имя пародиста. Может быть, поэтому «шашлычники» называли Балеринова не по его фамилии, не по его вычурному имени Пируэт, а любовно-насмешливо Ректификат.

Когда профсоюзные затейники спросили уважаемого Алексея Ивановича Горелова, чем еще, по его мнению, можно украсить программу, тот усмехнулся:

— Тишкой! Пусть щенок повыкамаривается вволю! Ему удовольствие и людям интересно посмотреть!

Наверно, если бы не было неожиданной гореловской придумки, весело воспринятой всем цехом, не было бы потом ни драматизма, ни трагизма в Тишкиной судьбе. Вырос бы он и состарился в железолатунных и чугунностальных заводских прямолинейных координатах, не ведая ни озерных овалов, ни хвойных куполов. Дышал бы запахом тавота и металлической пыли, не ведая влажных ароматов осени.

Но решили взять Тишку в Красный Бор. И взяли.

Всего два десятка километров от проходной инструментального цеха до дальних красноборских озер и полянок. А цеховчане ехали к месту субботнего отдыха так отрешенно от повседневных забот, словно в дальние неизведанные края.

В пути и прочитал Горелов настороженному Тишке заграничную телеграмму. Прочитал голосом, в котором слышалась торжественность. И все же досада — словно вмешивалось нечто несвоевременно-деловое в развлекательное путешествие. Однако торжественности было больше. Особенно в комментариях Алексея Ивановича Горелова к заграничной телеграмме:

— Видишь, Тишка, послана с борта теплохода, находящегося вдали от берегов Советского Союза. Стало быть, не то что с другой улицы на завод позвонила, а с других, можно сказать, меридианов. Стало быть, зарубежное поручение!