Испытательный пробег

«Значит, и у меня плохой характер, иначе как так получилось, что я осталась одна? — думает Людмила Ивановна, встает, из графина поливает фиалки на окне, смотрит на мокрые крыши. — Был муж, и нет мужа. Ну это ладно, сама виновата. Была любовь, кончилась. Не потому ли Булыков и пригласил к себе? Почему не пригреть одинокую женщину? Еще не старую к тому же. Она благодарна будет. Наверное, пообломала ее жизнь, показала разные варианты, покладистой сделала. И она не потому ли так легко согласилась на его предложение? Все еще о чем-то мечтала? Хотела начать сначала? Попытаться, по крайней мере. Вот уж и морщинки возле глаз, и кожа на руках выдает: стирать приходится — выпусти ребенка во двор, только порошки и выручают, а картошку чистить, а стекла мыть… Какие уж тут кремы помогут? Ничего не помогает! Разве можно любить женщину с такими руками?»

— Не надо пошлостей! Я вас прошу, Вера Львовна, — говорит Игнат Анатольевич дрожащим голосом, они там о чем-то спорят, и у них получается, что в плане недоучтены два показателя, рекомендованные ученым советом.

Спор прерывает приехавший откуда-то с совещания Яхневич. Он вваливается шумный, беспардонный, целует Веру Львовну в завитой затылок.

— Ну подлец! — Она охает и поддает Аркадию по спине ласково, но с таким звуком, будто выбивает ковер.

— Я не подлец, я — пионер, — говорит Яхневич, здоровается с Игнатом Анатольевичем за руку, разъясняет: — Я пионер, даю пример. Верочка Львовна, вы еще чай не ставили? Полцарства за стакан! Новости слыхали? — Он неудобно боком сел на стул у стены, вытянул ноги. — У нас член партбюро И. Эс. Кузяев сигнал расследует. Вчера весь вечер сидел у шефа, сегодня, сказано, с нами будет беседу проводить.

— Кузяев? Так, — Вера Львовна взглянула на себя в обломок зеркала, прикрепленного к углу шкафа, в котором хранилась лабораторная документация, порхающим движением поправила волосы. В зеркале плоско отразились деревья во дворе, фонарный столб, мусорные баки у подъезда. — Неужели Игорь Степанович на филиал приехал? Я с ним работала…

— Жалобу проверяет.

Луцык с Фертиковым переглянулись.

— Боже мой! Опять. Да что ж это за такое?

— Сексуально получается.

— В каком смысле «сексуально»?

— Оставьте, Игнат Анатольевич, это у него присказка такая, слово-паразит.

— Наказывать будут.

— Ой-ей-ей, Людмила Ивановна, пятая жалоба на моей памяти. Вы человек новый. Пятая!

— Пятая, шестая, а хоть и не считайте, нашего опять к директору вызвали. И сейчас там. Пошел. И Кузяев весьма, весьма решительно настроен. Нервы помотает.

— Между прочим, — переходя на шепот, сказала Вера Львовна, — во многом он сам виноват. Нельзя коллектив против себя настраивать. Ведь его ж из своих никто поддерживать не станет. Вы станете?

— Я? Лично? — Игнат Анатольевич пожал плечами. — Я не знаю.

— Вы вечно в своем репертуаре!

— Я посмотрю, я хотел сказать…

— И я посмотрю. Сидит у себя букой, ни разу не улыбнулся, не спросил, как дома, как то, как это, знаете, нужно: человеку приятно. Почему не поинтересоваться? Всех против себя настроил. Работа, работа и замечания по любому поводу. «Я попрошу вас», «Я буду настаивать». Хорош гусь, извините.

— Претензии.

— Это да. Чего другого, а этого у нас хватает.

— И вы так считаете, Аркадий? И как вы настроены?

— Я настроен сексуально.

— Тьфу! Шуточки ваши.

— Мне его жалко. На этот раз знаете, в чем его обвиняют? В плагиате. Ну, то есть в воровстве. Гоп-стоп, Зоя! Это, конечно, надо еще доказать, однако, простите меня, отмыться не так просто. То ли у тебя шубу украли, то ли ты украл.

— А я, знаете, ничуть не удивлюсь, — снова взглянув на дверь, сказала Луцык, — если все подтвердится: нет дыма без огня. Уберут его от нас, попомните мои слова. Аркадий, разве с Суворовым так было?

— Нет, с Суворовым было не так. Сложно получается. Я не про то, что в приказе отпечатают про нас, по мне, пусть, это, как тетя говорила, — надо посмотреть, а вот в дирекции уже не рады, что ему лабораторию дали. А зря. Специалист он толковый.

— Думать надо было! И не из варягов брать, а из своих. Чем им Игнат Анатольевич не подходил?

— Оставьте. В самом деле, при чем тут я? Им видней. Пусть себе, — заскромничал Игнат Анатольевич, заерзал.

— Ладно, девочки, — Яхневич вскочил, одернул пиджак, поправил пробор, обеими руками пригладив свои волосы цвета медной трансформаторной проволоки, — вы тут чай заваривайте, я в буфет двину, конфеток возьму.

— Ой, Аркадий, постойте, возьмите на мою долю венгерскую ватрушку, если будут, а если нет — так что-нибудь на свое усмотрение. — Луцык торопливо полезла в кошелек за мелочью.

— Ладно, сидите. Принесу.