Истоки славянской письменности

Сочетание в текстах «Велесовой книги» особенностей целого ряда славянских языков (причём принадлежащих к разным группам) — это, на наш взгляд, указывает как раз на подлинность памятника. Фальсификатор (а наиболее вероятным кандидатом на эту «должность» является Ю. П. Миролюбов) должен был избрать какую-то одну модель языка. Ю. П. Миролюбов не был полным профаном в славистике. Он, как говорилось ранее, изучал славянские языки и историю в Пражском университете, слушал лекции известнейшего слависта Л. Нидерле. В то же время детство и молодость Ю. П. Миролюбова прошли в Украине, и украинский язык он знал довольно хорошо. Словом, знаний у Юрия Петровича должно было хватить, чтобы хотя бы приблизительно держаться правил одного-двух, причём близких, славянских языков, не создавая на «страницах» «Книги Велеса» языковую «мешанину». В то же время профессиональным учёным-славистом Ю. П. Миролюбов всё-таки не был и вряд ли мог намеренно вводить в создаваемый им текст такие «ошибки», которые бы находили объяснения в других языках славянской языковой семьи. Более того, вряд ли он мог предвидеть будущее и сделать такие «неточности», которые стали известны учёным по другим источникам уже после первых публикаций, касающихся «Велесовой книги» (речь идёт о берестяных грамотах, граффито Софии Киевской, особенностях современного языка славян Полесья и Волыни).

Д. М. Дудко считает, что лингвистические аргументы сторонников подлинности «Дощечек Изенбека» не опровергают основных аргументов Л. П. Жуковской и О. В. Творогова и не меняют картины в целом (II, 28; 229). Мы полагаем, что, напротив, эти аргументы существенно меняют картину и показывают, что и с лингвистической стороны нет ничего невозможного в существовании такого памятника, как «Книга Велеса».

* * *

Помимо лингвистики само содержание «Велесовой книги» даёт обильную пищу для её критики. В самом деле, то, о чём повествует «Книга», может вызвать у ряда учёных состояние шока, ибо полностью переворачивает «классические» представления о славянской истории.

Академик Б. А. Рыбаков, первый из советских учёных критиковавший «Книгу Велеса» именно с исторической стороны, указал всего-навсего на единственное несоответствие содержащейся в ней информации существующим научным представлениям. Вот что он пишет: «Славяне ещё в III тысячелетии до н. э. (во времена трипольской культуры) были земледельцами и автохтонами, т. е. обитали в Среднем Поднепровье, а не пришли из глубин Центральной Азии и не были скотоводами» (II, 16; 205). Почему так мало аргументов «против» привёл уважаемый академик? Очевидно, что полностью с текстом «Книги Велеса» Борис Александрович знаком не был. Дощечка 16А, присланная в СССР в 1959 году, в 1977 году, когда академиком писались эти слова, уже не была единственным участком текста памятника, с которым могли познакомиться советские учёные. В спецхраны попадали тогда и зарубежные публикации «Книги Велеса», и работы о ней. Кое-что из этих материалов спецхранов Борис Александрович явно изучал, ибо дощечка 16А говорит о жизни предков русов в степях, но ничего не упоминает об их приходе в Европу из глубин Азии. Подобную информацию можно почерпнуть только из других дощечек памятника.

Также заметим, что научные воззрения академика Б. А. Рыбакова всегда отличались смелостью. Вот и в данном случае он говорит о славянах (земледельцах и автохтонах в Среднем Поднепровье) в III тысячелетии до н. э. Обычно и в то время, и сейчас историки и археологи не рисковали и не рискуют говорить о славянах ранее первых веков нашей эры. По их построениям складывается впечатление именно о внезапном появлении славян в пределах их прародины в первых веках нашей эры. Кстати, Среднее Поднепровье такими учёными в территорию славянской прародины не включается. Они ограничивают её только Повисленьем. Гораздо смелее лингвисты, которые говорят о том, что «праславянский язык сложился задолго до начала новой эры…» (II, 56; 12). Праславянский язык — это язык периода славянского языкового единства (его можно назвать ещё общеславянским). Но раз существовал язык, то существовал и его народ-носитель, т. е славяне.

В общем, академик Б. А. Рыбаков также во многом шёл вразрез с официальной наукой. И недаром в конце советской эпохи и в период независимой России его так сильно критиковали: советские регалии уже защищали слабо, а поводов для критики Борис Александрович своими смелыми построениями дал столько, что хоть отбавляй. И если разобраться, то, удревняя историю славян, Рыбаков должен был бы защищать, а не критиковать «Книгу Велеса», ибо она во многом подтверждала его научную концепцию (хотя в чём-то ей и противоречила). Но мы уже отмечали, что позиция как Б. А. Рыбакова, так и Л. П. Жуковской во многом могла быть обусловлена в советское время диктатом власти, а в перестроечный и постперестроечный периоды боязнью травли со стороны так называемых «учёных-профессионалов».