Хуайнаньский ван
задумал мятеж[837], но, опасаясь Аня, говорил: «[Это человек, который] способен на нелицеприятный разговор с государем, отстаивает свои принципы и готов умереть за справедливость. Его трудно толкнуть на неправедное дело. Что касается чэнсяна [Гунсунь] Хуна, он колеблется, словно падающий с дерева лист».В это время Сын Неба предпринял несколько походов против сюнну
и имел успехи, а советы Аня всё чаще императором отвергались.Ранее, когда [Цзи] Ань вошёл в число девяти цинов
, Гунсунь Хун и Чжан Тан ещё были мелкими чиновниками. По мере того как Хун и Тан становились знатнее, они занимали высокие посты, став вровень с Анем, но тот по-прежнему поносил Хуна, Тана и им подобных. Со временем [Гунсунь] Хун стал чэнсяном и был пожалован титулом хоу, а [Чжан] Тан стал юйшидафу; все прежние помощники и чиновники Аня сравнялись с ним в ранге, а некоторые даже превзошли его. Цзи Ань всё это тяжело переживал, не мог не видеть такого положения и поэтому на аудиенции у императора вышел вперёд и заявил: «Вы, Ваше Величество, назначаете чиновников, словно наваливаете кучу хвороста: сучья, падающие последними, оказываются наверху». Император промолчал. Ань был отрешён от должности. Император сказал: «Конечно, Ань — человек образованный, но его речи с каждым днём становятся всё нестерпимее».Через некоторое время сюннуский Хуньсе-ван во главе своего племени пришёл сдаваться ханьцам, которые решили мобилизовать двадцать тысяч телег [для перевозки сдающихся]. У уездных чиновников не хватило денег, поэтому они начали брать лошадей у населения в долг, но люди стали прятать своих коней, и нужного количества телег не набралось. Император разгневался и намеревался казнить управителя Чанъани. [Цзи] Ань сказал: «За управителем Чанъани нет вины, лучше накажите только меня, Аня, тогда и люди, скорее всего, отдадут лошадей. Кстати, сюннусцы восстали против своего вождя и пришли сдаваться ханьцам, а дом Хань [зачем-то] обязал уезды обеспечить их перевозку. Стоило ли приводить Поднебесную в волнение, истощать Срединное государство ради варваров?!» Император промолчал. Ко времени появления Хуньсе[-вана] более пятисот человек, торговавших на рынках [161]
[с сюнну], были задержаны и приговорены к смерти[838]. Ань попросился на приём [к государю], встреча состоялась во дворце Гао-мэнь. [Цзи Ань] заявил: «Поскольку сюнну атаковали наши укрепления вдоль дорог и границ и разорвали с нами дружеские отношения, Срединное государство подняло свои войска, чтобы покарать их; убитых и раненых не сосчитать; и истратили мы на это огромные деньги. По моему скромному мнению, вам, Ваше Величество, необходимо отдать всех захваченных в плен хусцев рабами в семьи, из которых [мужчины] ушли на войну и погибли в боях, чтобы как-то восполнить их страдания за Поднебесную и тем самым удовлетворить сердца байсинов. Если ныне так поступить нет возможности, то, когда прибудет Хуньсе[-ван] со своими несколькими десятками тысяч людей, неужели вы опустошите склады и хранилища, чтобы наградить [перебежчиков], и заставите своих подданных ухаживать за ними и кормить их, как любимых детей? Откуда же нашему тёмному народу было знать, что товары, продаваемые на рынках Чанъани, рассматриваются чиновниками как запрещённые к ввозу в пределы [империи]? Вы, Ваше Величество, не в состоянии распорядиться богатствами сюнну, чтобы отблагодарить Поднебесную, но хотите из-за незнания каких-то неясных правил казнить более пятисот человек, — это то, что называется "спасая листья, ломать ветки". Я смиренно прошу Ваше Величество не делать этого». Император промолчал, не согласился, [а потом] сказал: «Я уже давно не слышал речей Цзи Аня, а сегодня вновь столкнулся с его бредом». Через несколько месяцев Аня обвинили в каком-то мелком нарушении закона и, хотя он был прощён, его лишили поста. И тогда Ань удалился в своё деревенское поместье.