Истории надежды

Быстро подходило Рождество. Всегда это было самое счастливое время в жизни моей девочки — она любила этот праздник больше других. Одни ритуалы были позаимствованы из ее детства, другие появились в их семье. Развесить украшения, украсить и зажечь елку задолго до первого декабря, когда обычно мы это делали. Дочери всегда хотелось как можно дольше наслаждаться праздником. Но только не в этом году. Да, поставили и украсили елку. Детей спросили, какие подарки они хотят получить от Санты, и подарки были куплены. А потом муж упаковал их.

Она говорила нам: «Можно мне просто один день побыть дома в пижаме, с ребенком, чтобы лучше узнать его?» Мы часто соглашались с ней, но потом находили повод для нее одеться, накраситься и выйти с нами из дому.

Это звучит странно, но даже младенец как бы замышлял против нее. Он никогда не жаловался, редко плакал, улыбался или спал, когда его возили в коляске из одного торгового центра в другой. Если бы только он стал возражать. Дал бы понять отцу или бабушке, что хочет остаться дома, поспать в кроватке, вытянувшись, а не скрючившись кренделем в прогулочной коляске.

Знаки были налицо. Только на фотоснимке мы прочли послание, услышали крики о помощи, на которые прежде не обращали внимания. Я пошла с родственниками на детсадовский выпускной к своему прекрасному пятилетнему внуку. Я попросила родных обняться, чтобы сделать снимки на память об этом счастливом дне. Я нажала на кнопку, потом взглянула на фото и увидела натянутую улыбку и пустой взгляд, и это в день, который должен был стать одним из счастливейших дней в жизни моей девочки.

На следующее утро она отказалась принять душ, переодеться из спортивных штанов, нанести косметику. И на следующий день, и на следующий. Ее муж был в растерянности и позвал меня, чтобы я поговорила с ней. Он делал все необходимое для кормления, одевания и купания двух старших детей. Его жена по мере необходимости кормила младенца.

— Я сломлена, — сказала она мне в ответ на вопрос, что с ней не так. — Несколько недель я взывала о помощи, и никто меня не услышал, — добавила она. — Разве не понимаешь? Надо и тебе объяснять?

Пока мы с ее мужем пытались оправдаться в своей невнимательности, в неспособности услышать ее немые крики о помощи, я прокручивала все это в голове — и не на годы назад, а всего лишь на несколько недель. Почему я не слушала ее в один из самых важных моментов в жизни моей дочери, когда семья нуждается в пространстве, когда для

них все делается без просьб и эмоциональная среда благоприятна для расширения семьи, где каждый ее член обретает свое место в их новом мире?

Маленькими шажками все вместе мы пытаемся собрать мое измученное дитя по частям. Теперь мы смотрим на два шага вперед и непременно один назад. От того, как мы расценим этот шаг назад и как откликнемся на потребности молодой мамы, будет зависеть, скоро ли она сможет вновь улыбаться своим детям, заниматься ими, снова испытать радость, которую они привносят в ее жизнь.

В моей работе в больнице мне часто приходилось беседовать с родителями очень больных детей. Для меня всегда были утешением их слова о том, как разительно изменились их отношения с детьми, особенно их общение. Я недоумевала, почему столь часто родители воспринимают как трагедию то, что слышат и узнают от детей и о детях. Вспоминаю, как мать неизлечимо больной девочки-подростка рассказала мне, что дочь услышала ее слова, сказанные отцу за дверью палаты: «Она умирает». Дочь сказала матери, что услышала это, и добавила: «Мама, умереть можно за несколько секунд, остальное время мы живем». Никогда не забуду эту простую фразу. Юная девушка с несвойственной ее возрасту мудростью напоминает нам о том, что надо жить, или, как сказал бы Лале Соколов: «Если утром проснулся, значит день удался».

В чудесной песне «What a Wonderful World» («Какой прекрасный мир») Луи Армстронг поет о том, что другие узнают намного больше его. Он обращается к следующему поколению. Когда мой семилетний внук хочет поговорить со мной о темной материи и теории гравитации, я не отвожу взгляда, не закатываю глаза и не прошу кого-нибудь из родителей избавить меня от этого. То, что ему в столь юном возрасте доступен смысл песни Армстронга, восхищает и немного пугает меня. Я объясняю ему, что ничего не смыслю в темной материи, и прошу его рассказать то, что он знает. Не важно, совпадает ли его концепция с мнением ученых. Он хочет поделиться со мной, а я хочу слушать только для того, чтобы общаться с ним. Когда однажды отец застал его за уничтожением всех вешалок для одежды — мальчик сгибал их, создавая ему одному видимые конструкции, — и спросил: «Зачем тебе так много вешалок?», сын ответил: «Чтобы создать что-то великое, нужно много вешалок».