Пока бабушка мыкалась с двумя детьми в Завидово, растила сыночка, защитника Родины, мама в свои восемнадцать лет обживала землянки и армейские палатки на Втором Белорусском фронте. Похоже на школьный турпоход, только кругом рвутся снаряды и свистят пули. В январе 1944 мама потеряла под Смоленском своего мужа Еремея, получила в Москве орден Красного Знамени и письмо от брата Анатолия, которого отправляли новобранцем на Прибалтийский фронт. В письме Толя просил прислать ему немного денег на махорку. Мама послала, но вместо письма с благодарностью получила похоронку. Не успел Толя покурить на фронте, как взрослый солдат, и лёг навечно в Литовской землице, в братской могиле у села Росейняй.
На перекрёстках войны, на берегах Вислы мама получила свой осколок и встретила папу на танке. Папа поехал в Берлин, а мама в госпиталь с полыхающими от любви сердцами. Выжив в боях за Берлин, отец нашёл маму с её родственниками на станции Локня. Там, в доме общего пользования, ютились беженцы. Там, на нарах в общаге меня и зачали. Отец работал на маслозаводе и к моему рождению срубил дом. Небольшой, но очень уютный, тёплый и свой. Я помню его гладкие половицы, округлые бревенчатые стены и тёплую, белую печку, из которой бабушка доставала в чугунке вкусную картошку. Первое, во что мы со старшей сестрой, а точнее с тёткой начали играть, было строительство дома из лопухов. Мы не называли его шалашом, мы называли его домом. Дом после войны был самым желанным словом. Страна лежала в руинах и остовах торчащих труб от сгоревших и разбомблённых домов. Люди мечтали жить в доме. Строить было не из чего, но они строили. Не хотели жить в землянках. Хотели жить в бревенчатых избах со светлыми горницами, с широким крыльцом и садом.
Тёмной августовской ночью 1949 года мама схватила меня спящего на руки и вынесла сквозь едкий дым на улицу под проливной дождь. Под проливным дождём высоким кострищем полыхал наш дом. На другой стороне деревенской улицы догорал дом соседа. Бегали люди с вёдрами и поливали водой. Вода громко шипела. Громче воды стонала мама.
Погорельцев приютили добрые люди. Мать с отцом собрались в город лёгкую жизнь шукать. Ленинград отстраивался после войны. Караваны с баржами везли лес, песок, кирпичи. Город ждал рабочие руки. Мать пошла работать медсестрой в больницу имени Ленина на Васильевском острове, а отца приняли управдомом и дали служебную площадь — подвал на 3-ей линии дом № 22. Туда и привезли меня на новоселье. Спал я на чемодане, среди бегающих друг за другом котов и крыс. Днём, когда мать с отцом уходили на работу, я сидел во дворе на деревянном ящике у своего окна и никуда не отлучался. Вечером мы собирались в своём подвале и грели друг друга надеждой, верой и теплом своих сердец. К зиме стало так холодно, что этого тепла стало не хватать и я заболел. В больнице Веры Слуцкой было тепло, светло и весело. Мама перевелась работать туда и сама делала мне уколы. Из окна нашей палаты был виден Тучков мост через Неву, по которой сновали буксиры с чёрным дымом и проплывали баржи, полные песка. На другом берегу виднелась церковь с высоченной колокольней и золотым крестом, сверкавшим в лучах закатного солнца.
Когда меня выписали из больницы, мы переехали в полуподвал № 2 дома 42 по 3-ей линии. Там был деревянный пол и круглая железная печка в углу, которую папа топил дровами. Там было тепло. Коротать время стало легче. Мы играли с соседской девчонкой, которую звали Людой Волошиной. С ней нас выпускали гулять во двор, доверху заложенный поленницами дров. Там было много разных ребят. С соседями мы жили дружно. Каждая хозяйка готовила еду на своём примусе и стирала в общей домовой прачечной. Сушили бельё на чердаке дома под самой крышей. В места общего пользования очередь была небольшая. А к весне, когда двор заполнялся лужами талого снега, мы стали выходить на улицу.
Когда мама привезла бабушку со своей сестрой Люсей, жизнь обрела новый смысл и новое расписание. С бабушкой прогулки стали длинными и познавательными. Мы изучали географию нового места жительства. Бабушка больше не пасла и не доила корову, не полола грядки. Баню тоже топить стало не нужно. По субботам мы ходили в городские общественные бани. Мы становились горожанами. По воскресениям мы гуляли по набережной Невы, ели мороженое и ходили в кино. По будням мы с бабушкой гуляли по линиям Васьки и глазели на витрины магазинов. Я тащил бабушку в игрушечный магазин и просил показать мне все игрушки, мама вела всех в мебельный и присматривала кровать, шкаф и оттоманку, а бабушка выгибала путь к Андреевскому рынку, от которого пахло родной деревней.