1. «Духом XVIII в. был порядок и единство. Он был законченным; он был простым. Его литература и искусство — это язык маленького общества мужчин и женщин, которые вращаются внутри одной системы идей, понимают друг друга и которых не мучит никакая тревожащая или смущающая проблема… Их франкмасонством стали классические произведения». В свое время было отмечено, что это достаточно общепринятое описание касается только поверхности идей и нравов. Трудно поверить, что человеческие умы не смущала никакая тревожащая идея. Хотя Гиббон и Джонсон были настоящими выразителями духа XVIII в., их глубокие страсти весьма сильны, но правда и то, что они стараются оправдать эти страсти с помощью рациональных объяснений и придать своим идеям классическую форму. Однако интеллектуальное равновесие, которое тогда искали самые благоразумные писатели из аристократов и буржуа, не могло удовлетворить гораздо более многочисленные классы, чье экономическое равновесие уничтожила сельскохозяйственно-промышленная революция и которые, чтобы избежать невыносимой действительности, нуждались в какой-нибудь религиозной или политической вере.
Проповедник Джон Уэсли обращает в христианство североамериканских индейцев. Гравюра. Конец XVIII — начало XIX в.
2. Англиканская церковь сама была слишком рационалистична, чтобы удовлетворить эти пылкие и мучительные чувства. Англиканские богословы XVIII в. старались прежде всего доказать, что не существует никакой причины для конфликта между религией и разумом. Дескать, само Провидение захотело, чтобы мораль Христа стала также наивернейшим путем к мирскому спасению. Уильям Пейли (1743–1805), столь любезный отцу Шелли и многим умам, жаждущим успокоительной и простой уверенности, как раз и является одним из типичных философов-оптимистов, которые доказывают существование Бога, словно геометрическую теорему. Англиканская церковь становится тогда «классовой». Почти все епископы принадлежат к аристократическим семействам, все они виги или тори в зависимости от того, какая партия стоит у власти. Что касается младшего духовенства, то оно выбирается либо королем, либо местным сквайром. Из 11 тыс. священников 5700 находятся в распоряжении «покровителей». Естественно, эти покровители назначают людей своего социального круга, а часто и из своей семьи: сыновей, племянников, кузенов. Англиканским священникам не нужно проходить через семинарию, чтобы получить сан. Им довольно и самого скромного диплома Оксфорда или Кембриджа. Их культура (если она у них есть) скорее классическая, нежели христианская. Это
3. Если «мягкая и разумная» англиканская религия XVIII в. в высшей степени годилась для самой благополучной части нации, то рабочим и крестьянам, озлобленным и возмущенным из-за своей нищеты, она не приносила никакой духовной пищи. Сельскохозяйственная и промышленная революции породили чувство несправедливости и нестабильности. Для страждущих и несчастных душ одних рациональных доводов о существовании абстрактного Бога явно не хватало. В свое время массы были завоеваны более эгалитарными сектами — диссидентскими или нонконформистскими. Но в начале XVIII в. три старых течения (пресвитериане, индепенденты и паписты) тоже «потеплели». Гонения разжигают веру, терпимость ее остужает и усыпляет. Хотя законы против диссидентов еще существовали, они уже совсем не применялись. Быть «конформистами по случаю» — вот и все, чего от них требовали, чтобы позволить им состоять в корпорациях и муниципалитетах. Даже ужасающая религия, кальвинистская догма о предопределении свыше, так глубоко затронувшая души шотландцев, тоже смягчилась в этой стране компромисса. Конечно, в Англии еще оставались убежденные кальвинисты, но они, уверенные в собственной избранности, вовсе не интересовались прозелитизмом.
Нищий и его собака. Гравюра по живописному оригиналу Джона Китчингмена. 1775