Читаем История Англии полностью

9. Различные революции XVIII в. — промышленная, политическая и сентиментальная — отражаются в зеркале языка. Между 1700 и 1750 г. появляются, как сообщает нам Логан Пирсол Смит[43], слова: bankruptcy (банкротство), banking (банковское дело), bull and bears («быки и медведи» — игроки на повышение и понижение); после 1750 г.: consols

(консолидированные ценные бумаги), finance, bonus, capitalist. Слово minister датируется царствованием королевы Анны, budget — царствованием Георга II. Французской революции Англия обязана словами: aristocrat, democrat, royalist, terrorism, conscription, guillotine. Лондонский сезон (season), клуб (club), magazine
(периодический журнал), пресса (press) — это слова XVIII в. Слово interesting в его современном смысле впервые появляется в «Сентиментальном путешествии» Стерна (1768), и почти в то же время рождается boring (скучный, надоедливый). Словарь показывает также, что человек становится тогда более внимательным к собственным эмоциям. Это замечание приложимо и к самому слову sentimental, которое рождается в Англии в середине XVIII в. Уэсли во время одной из своих пастырских поездок прочел «Сентиментальное путешествие» и все недоумевал: «Сентиментальное?
Что это такое? Это же не по-английски. С таким же успехом можно было написать: континентальное». Тогда было трудно предвидеть, что слово и нечто, выражаемое им («то состояние души, которое превращает печаль в удовольствие, а симпатию делает скорее целью, нежели средством»), станут столь глубоко английскими.

X. Заключение

1. Между английским и французским XVIII веком много сходных черт. В обеих странах к сентиментализму примешивались вольнодумство с распутством и цинизмом. Но характеры обоих народов, сформированные климатом и историей, остаются глубоко различными. Во Франции году этак в 1760-м с трудом представляют себе доктора Сэмюэла Джонсона, необычайно реакционного тори, который заявляет о своей любви к иерархии и ненависти к свободе, «понятиям, годным лишь на то, чтобы забавлять народ», и который при этом дружит с Бёрком и трапезничает с Уилксом, почитателем Фокса. Протестант-пуританин, человек редкий во Франции и не имеющий там никакого влияния, в составе Англии остается одним из наиболее важных элементов. Именно его религия окрашивает религиозные чувства всех классов, даже тех, что в других странах наименее склонны к благочестию. Сравните жизнь Адриены Лекуврёр или Софи Арну с жизнью м-с Сиддонс, трогательной актрисы, добродетельной, почитаемой и всегда немного торжественной. Если во времена Карла II и в угаре Реставрации можно было счесть Англию склонной к цинизму, то во времена Регентства и несмотря на вольности некоторых денди евангелическая Англия восстановила все свое влияние. Любопытно наблюдать в умирающем Байроне символический триумф глубоко проросшего в его душе наследственного кальвинизма над вполне «умственным» цинизмом.

Ричард Уэстолл. Портрет Джорджа Гордона Байрона. Начало XIX в.



Генри Ребёрн. Портрет Вальтера Скотта. 1822


2. В период с 1688 по 1815 г. произошли три важнейших явления; это: 1) переход от монархического правления, где парламент играет всего лишь законодательную роль, к правлению олигархическому, где парламент является также (в противоположность тому, что думал Монтескье) источником исполнительной власти. Этот переход происходит благодаря изобретению (или, скорее, спонтанному возникновению) ответственного перед палатами кабинета министров, сделавшему возможным мирное чередование партий; 2) борьба с Францией, главная цель которой — помешать образованию на континенте любой опасной для Англии гегемонии, будь то гегемония Людовика XIV или Наполеона; а вторая цель — обеспечить Англии господство на море; наконец, косвенным и едва желаемым следствием всего этого явилось образование новой колониальной империи; 3) сельскохозяйственно-промышленная революция, которая, разоряя мелких землевладельцев и сосредотачивая в городах пролетариат, делает неизбежной политическую революцию. «Всякой форме экономики соответствует свой политический строй»[44]. Пасторальная экономика предполагает родовое или племенное правление; примитивная сельскохозяйственная экономика предполагает некоторую разновидность феодализма, потому что разрозненные земледельцы нуждаются в защите; время купцов — это время плутократии; время промышленности станет, по крайней мере в XIX в., временем демократии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Города и люди

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука