Взрыв военного энтузиазма и ряд даровитых правителей позволили Египту занять на несколько столетий царственное положение, по существу не отвечавшее мирному темпераменту его народа, и бессильные потомки древних императоров, уже больше не годившиеся для этой роли, с жалким пафосом взывали теперь к дням минувшей славы. Характерно для того времени, что это воззвание приняло религиозную или даже теологическую форму, и Унуамон смело заявляет о владычестве верховного фиванского бога над Ливаном, где финикийские князья всего лишь два поколения назад поклонялись и платили дань в храме Амона, построенном Рамсесом III. С помощью оракулов и изображения бога, дарующего «жизнь и здоровье», египетский посол пытался заключить с надменным финикийцем сделку на лес, который Тутмос III или Сети I потребовали бы, имея за собою свои легионы. Мы едва ли удивляемся, что изображение Амона не могло произвести впечатления на Закар-Ваала, как это удавалось сделать по отношению к его предкам армиям фараона; и лишь после того, как гонец, посланный Унуамоном в Египет, вернулся с несколькими серебряными и золотыми сосудами, некоторым количеством тонкого льна, свитками папируса, воловьими кожами, связками канатов и т. п., финикийский правитель приказал своим подчиненным срубить просимые стволы, хотя он и послал некоторое количество крупного леса для корпуса барки вперед, в знак своих благих намерений. Когда Унуамон уже был готов отправиться обратно с полученным строевым лесом, спустя приблизительно восемь месяцев со времени отъезда из Фив, Закар-Ваал рассказал ему со злобным юмором о судьбе египетских послов, в минувшее царствование задержанных в течение 17 лет и наконец умерших в Библе. Он даже предложил Унуамону показать их могилы. Эту любезность испуганный посол отклонил, прибавив, что посольство, с которым обошлись таким образом, состояло из одних только людей, в то время как на долю Закар-Ваала выпала несравненная честь принимать самого бога! Обещав князю заплатить остаток долга, Унуамон начал готовиться к отплытию, но тут он заметил в открытом море флот из одиннадцати зекельских судов, получивший приказание схватить его, без сомнения, за то, что он отнял серебро у зекельца по пути из Тира в Библ. Несчастный Унуамон потерял всякую надежду и, упав на берег, разразился рыданиями. Даже Закар-Ваал был тронут его несчастным положением и прислал ему ободряющее послание вместе с пищей, вином и египетской певицей. На следующий день князю удалось удержать прибывших зекельцев на совещании, в то время как Унуамон сел на корабль и ушел в море. Но буря отнесла его далеко в сторону и прибила к берегам Кипра, где население хотело его убить у дворца царицы Хатибы. К счастью для Унуамона, он встретил ее, когда она переходила из одного дворца в другой. В числе ее свиты египетский посол путем расспросов нашел киприота, говорившего по-египетски, и просил его передать царице его слова. „Скажи моей госпоже: „Я слышал даже в Фивах, обители Амона, что в каждом городе делают несправедливость, но – что поступают справедливо в стране Аласии (Кипре). Но вот несправедливость совершается здесь ежедневно!“ Она сказала: „В самом деле! Что такое ты говоришь?“ Он сказал ей: «Если море пришло в ярость и ветер пригнал меня к стране, где я нахожусь, ты не позволишь им воспользоваться моим положением и убить меня, ибо я – посол Амона. Я тот, кого они (египтяне) будут искать неустанно. Что касается команды князя Библа, которую они хотели убить, то, несомненно, их владыка найдет десять твоих команд, и он убьет их в свою очередь“». После этого команда Унуамона была призвана, а его самого просили лечь и заснуть. В этом месте его отчет обрывается, и заключение остается неизвестным, но и тут, на Кипре – царя которого, бывшего фактически вассалом Египта, фараон имел обыкновение призывать к отчету за нападения пиратов в дни былой славы – мы находим, что представитель Египта едва может спасти свою жизнь. Следует отметить, что, говоря о своих злоключениях, египетский посол нигде не упоминает о фараоне и возлагает столько же надежд на месть библского князя, как на месть Египта, – и это спустя лишь два поколения после того, как большой военный флот Рамсеса III в этих самых водах разбил могущественную объединенную эскадру северных врагов. Единственный и поучительный отчет Унуамона, таким образом, раскрывает перед нами полное крушение престижа Египта за его пределами и показывает, с какой ужасающей быстротой клонилось к упадку при слабых преемниках Рамсеса III некогда первенствующее государство в бассейне Средиземного моря. Когда на западе около 1100 г. до н. э. появился Тиглатпаласар I, какой-то фараон, вероятно Несубанебдед, чувствуя свое незащищенное положение в Дельте, счел за благо расположить в свою пользу ассирийца посредством подарка и послал ему крокодила. Таким образом, египетское влияние в Сирии исчезло совершенно, в то время как фикция традиционного господства в Палестине, лишенная всякого реального политического значения, все еще поддерживалась при дворе фараона. Для восстановления фактического господства будущие цари, как мы увидим, предпринимали туда спорадические кампании после образования еврейской монархии.