История эмоций

Страх, изводивший Катарину во время приступов, является истерическим, то есть воспроизводит тот страх, который возникал у нее всякий раз при сексуальной травме. Здесь я не стану разъяснять сущность процесса, который, судя по многим моим клиническим наблюдениям, развивается непременно и заключается в том, что первые догадки о существовании сексуальных отношений вызывают у девственниц чувство страха.

В 1924 году, около четверти века спустя, он добавил примечание:

Спустя столько лет я решаюсь раскрыть то, что сохранил тогда в тайне, и сообщаю, что Катарина была не племянницей, а дочерью трактирщицы, таким образом, девушка пострадала от сексуальных домогательств со стороны собственного отца[741]

.

Это придает описанным приступам страха – сегодня их назвали бы «паническими атаками» – особый драматизм. Случай Катарины, как кажется, доказывает, что, хотя на первый взгляд психоанализ постоянно кружит вокруг эмоций, они никогда не включаются в объяснения и что на главном уровне интерпретации причин расстройства Фрейд всегда ведет речь о сексуальности.

Конечно же, это недостаточное объяснение. Историк Уффа Йенсен (*1969) показал, во-первых, что в психоанализе эмоции играют роль «важнейших дорожных указателей» при поиске психических процессов, лежащих в подоплеке расстройства, а во-вторых – что «через всю жизнь и работу Фрейда проходят две красные нити», а именно – «амбивалентность чувств и состояние страха»[742]. Незавершенная и сложная теория «аффектов» раннего Фрейда на самом деле была, по утверждению Йенсена, более механистической и биологистской, чем его позднейшие идеи о страхе, о роли эмоций в психическом развитии ребенка и о связи между эмоциями и культурой. Возьмем для примера лишь один аспект ранней теории аффектов: Фрейд считал, что существует некое экономическое равновесие между влечениями (Trieb), недифференцированными аффектами (без разграничения на страх, ненависть или любовь) и дифференцированными ощущениями. В 1915 году он писал в работе «Вытеснение»:

Количественный фактор коррелята влечения может постигнуть троякая участь, как это показывает короткий обзор психоаналитического опыта: влечение может быть совершенно подавлено, так что нельзя найти никаких его признаков, или оно проявляется как качественно окрашенный аффект, или же оно превращается в страх[743]

.

Здесь перед нами треугольник из влечений, аффектов и одного конкретного чувства. «Аффективное состояние, – пишет Йенсен, – состояло из определенного количества энергии, которая в психическом аппарате подчинялась своего рода закону сохранения энергии». И далее: «Аффект пробивался сквозь неполное вытеснение в форме искажения или перемещения из бессознательного в сознание и в таком виде мог ощущаться как эмоция»[744]. Как мы помним, отголосок этой Фрейдовой теории аффектов встречается нам у Норберта Элиаса. Он говорил об «экономике аффектов» (Affekthaushalt) и обвинял современность в том, что выражение чувств, которые в Средневековье еще можно было не фильтровать, она обложила всякими табу и поэтому теперь эмоции в лучшем случае разрешается переживать в эрзац-жизни, которой является спорт, а в худшем приходится подавлять, что ведет к неврозам, навязчивым состояниям и другим расстройствам. Йенсен объясняет биологизм и механицизм этой теории Фрейда тремя факторами: влиянием, которое на него в ранний период оказала физиология, интернализацией буржуазно-маскулинных ценностей, таких как рационализм, понимаемый как эмоциональный контроль, и чрезмерным сциентизмом, который служил своего рода защитой от обвинений в ненаучности, – ведь с ними приходилось сталкиваться тем, кто изучал эмоции вообще, и психоаналитикам в частности.