История эмоций

Амбивалентность чувств, констатированная Йенсеном у Фрейда как одна из двух красных нитей, обнаруживается, например, когда речь идет о людях, страдающих неврозом навязчивых состояний, которые одно чувство (например, любовь) допускают, а другое, соприсутствующее (например, ненависть), вытесняют, что приводит их к навязчивым действиям. Но амбивалентность чувств имела для Фрейда еще и личное, биографическое измерение: в детстве, как он позже вспоминал, для него был референтным лицом его племянник, который был на год старше и которого он боготворил, но одновременно и ненавидел за превосходство:

Все мои позднейшие друзья воплощали для меня в известном смысле этого первого друга-врага. Близкий друг и ненавистный враг были всегда необходимыми объектами моего чувства; я бессознательно старался постоянно вновь находить себе их, и детский идеал нередко осуществлялся в такой даже мере, что друг и враг сливались в одном лице[745].

Вторая красная нить, о которой пишет Йенсен, – это нарастающая важность страха (нем. Angst в современной российской специальной литературе часто переводится как «тревога», однако в целях сохранения единства обсуждаемого предмета в настоящем издании оно везде переведено как «страх». – Примеч. пер

.) в мышлении Фрейда. «Как бы там ни было, – говорится в 25‐й лекции по введению в психоанализ, – несомненно, что проблема страха – узловой пункт, в котором сходятся самые различные и самые важные вопросы, тайна, решение которой должно пролить яркий свет на всю нашу душевную жизнь»[746]. Как только Фрейд высвободил концепцию страха из железной клетки своих прежних идей об «экономике аффекта», он сразу наметил теорию первого страха – того, что испытывает ребенок при рождении. Причина этого первого страха, который становится прообразом для всех последующих страхов, – «невероятное повышение возбуждения вследствие прекращения обновления крови (внутреннего дыхания)» в момент рождения: «Название „страх“ (Angst) –

angustiae, теснота, теснина (Enge) – выделяет признак стеснения дыхания, которое тогда было следствием реальной ситуации и теперь почти постоянно воспроизводится в аффекте»[747]

. Все страхи в дальнейшем развитии индивида могут быть объяснены этой первой ситуацией. Фрейд подчеркивал, что «при обезличении родительской инстанции, внушающей страх кастрации, опасность становится еще более неопределенной. Страх кастрации развивается в страх перед совестью, в социальный страх. Теперь уже не легко указать, какие опасения связаны со страхом»[748]. По Фрейду, страх расположен на уровне Эго, и оттуда он оказывает воздействие на супер-эго, в силу чего, как пишет Йенсен, представляет собой «главное культуротворящее чувство»[749]. В стремлении к индивидуальному благополучию Эго рассылает сигналы страха, которые обеспечивают мораль, а также мощные надындивидуальные, коллективные, общественные культурные свершения. «В нарушениях развития, проявляющихся на уровне индивида как симптомы, можно было разглядеть то, что движет культурой: чувство, рациональное совладание с которым должно было стать задачей каждого человека в отдельности и всех вместе»[750].