История эмоций

Нейрополитология опирается на выводы наук о жизни. О ее отношении к этим наукам можно сказать две вещи. Во-первых, нейрополитологи пользуются лишь небольшим набором научно-популярных текстов: по самому щедрому подсчету, у Коннолли в A World of Becoming таких текстов 11, у Джейн Беннетт в Vibrant Matter – 18. По большей части это не статьи, а книги популяризаторов. Все они опираются на гипотезу Леду о двух путях страха, на соматические маркеры Дамасио, на зеркальные нейроны, а также иногда на эксперимент Либета[862]. Все эти гипотезы, как мы видели, были самым серьезным образом поставлены под сомнение. Но если в истории науки – например, в работах Рут Лис, которая обладает профессиональными познаниями в естественных науках, – эти гипотезы, равно как и принципиальное различение бессознательного аффекта и сознательной эмоции (восходящее к Томкинсу и Экману), подвергаются критическому обсуждению с использованием трудоемкого и детального разбора схем экспериментов, размера выборки, эпистемологических посылок и т. д., то нейрополитологи ни словом не упоминают об этой критике[863]

. Вместо этого они – как, например, Коннолли в своем ответе на ремарки Лис – прикрываются философскими общими местами и подчеркивают, как серьезна политическая угроза в эпоху правых блогов, «Fox News» и «Движения чаепития»: с этими опасностями, мол, уже не справиться при помощи рационального дискурса[864].

Во-вторых, с выводами наук о жизни эти авторы обходятся в классической постмодернистской гуманитарной манере: «Всё можно». Коннолли называет книгу Дамасио «Эффект Спинозы» «замечательным исследованием в области нейронауки, которое опирается и на философию параллелизма Спинозы, и на его идею, что аффект всегда сопровождает восприятие, убеждение и мышление»[865]

. Понятия «замечательное» или каких-то его степеней – «самое замечательное», «более замечательное», «менее замечательное» – в нейронауке не существует; в ней действуют жестко бинарные эпистемологические правила, которые допускают только две характеристики: «истинное» или «ложное»[866].

И наконец, несколько слов надо сказать о литературном стиле нейрополитологии и об ажиотаже вокруг нее. В стилистическом отношении нейрополитологические тексты представляют собой смесь из описаний личных ощущений и состояний (ведь у письма всегда имеется и телесно-аффективный аспект), описания ноутбуков, компьютерных клавиатур и карандашных грифелей (ведь у письма есть и материальный аспект), сравнений и иллюстраций в духе New Age, а также абсолютной необремененности иронией, как если бы писатели только что вернулись с семинара по литературному творчеству, проходившего на следующий день после введения всемирного запрета на постструктурализм. По всей видимости, спрос на такого рода прозу гигантский: печатается практически все подряд, совсем как во времена повального увлечения постструктурализмом, когда часто казалось, что тексты превращаются в книги практически безо всяких фильтров.

17. Аффектарии всех стран, соединяйтесь! Нейронауки в работах Хардта, Негри & Co

Идеи, возникшие в недрах нейронауки, распространяются за пределы академических сфер, в политические движения. Помимо «No Logo: люди против брендов» Наоми Кляйн, наиболее влиятельные в антиглобалистских группах (таких, как Attac) тексты написаны Майклом Хардтом и Антонио Негри. Их книга «Империя» (2000), уже названная «коммунистическим манифестом XXI века», рисует картину глобального постиндустриального капитализма с плоскими иерархиями, сетевым компьютеризованным производством, децентрализованной государственностью, частной полицией и армией; в этом мире нет места, куда можно было бы уйти и укрыться, нет таких ниш, в которых человек не подвергался бы сквозному воздействию биовласти[867]

. В «Империи» и особенно в сиквеле под названием «Множество: война и демократия в эпоху империи», а также в ряде небольших текстов Хардт и Негри описывают, как изменился в этом новом, глобализованном мире труд: всё важнее становится нематериальный труд, более того, ему теперь принадлежит «гегемония в качественном плане». Это, с одной стороны, профессии, связанные со знанием (экономисты и социологи труда говорят о новом «когнитариате»), а с другой стороны – «аффективный труд» (выражение «аффектариат» пока еще никто не использовал)[868]. Аффективный труд, впервые изученный социологом-феминисткой Арли Хохшильд, с которой мы познакомились во II главе, —