История эмоций

В общем и целом психологи перешли от линейных моделей когнитивной деятельности к моделям, предусматривающим множественность путей сигнала, множественность уровней активации и типов активации, сложные комбинации подавления и усиления. Отход от линейных моделей заставил психологов отказаться и от четких разграничительных линий между сознательными и бессознательными, осознаваемыми и подсознательными, контролируемыми и непроизвольными процессами. Эти сдвиги повлекли за собой радикальное переосмысление природы эмоций – «революцию в изучении эмоций». […] Прежде эмоции обычно связывали с нелинейным (свободно-ассоциативным, поэтическим или символическим) мышлением и физиологическим возбуждением (покраснение, выброс адреналина, изменения сердечного ритма и т. д.). Эти два типа явлений связывались друг с другом в том смысле, что они оба не подходили под представление о сознательном, рациональном, произвольном действии, которое, как считалось, составляет отличительную особенность человеческого интеллекта. Символическое мышление не является строго рациональным; физиологическое возбуждение не строго подчинено произвольному контролю. Но после того как понятия «произвольное» и «сознательное» развалились, а мышление стало все чаще рассматриваться как сочетание множественных уровней активации, внимания и когерентности, продолжать говорить о различии между мыслью и аффектом стало трудно[926]

.

Существует ли на самом деле среди психологов тот консенсус, о котором пишет Редди, и насколько влиятельны когнитивная психология и «оценочный» подход в экспериментальной психологии в эпоху бума нейронаук – это еще вопрос. Описание существующего положения дел в том виде, как предлагает его Редди, необходимо ему для наведения мостов между психологией и антропологией, между универсализмом и социальным конструктивизмом.

В то время как когнитивная психология, по мнению Редди, мало занималась рефлексией на тему дихотомии универсализма и конструкивизма, антропология эмоций столкнулась с этой дихотомией с самого своего возникновения:

С самого начала и по сей день антропология эмоций не может избавиться от этой дилеммы: сколько влияния признать за культурой, а сколько – за лежащими глубже нее универсальными психическими факторами? Приносит ли смерть горе везде – или только в тех культурах, где высоко ценится индивид? Романтическая любовь – это универсальный человеческий опыт, который в одних культурах славят, а в других подавляют, – или это лишь порождение западного индивидуализма? Депрессия – это неврологическое заболевание, которое может поразить кого угодно и где угодно, – или это культурный артефакт современного клинического лечения и современной социальной изоляции?[927]