История эмоций

Редди усматривает соответствие между этой проблематикой и ситуацией в науках о жизни, но там – например, в дискуссиях об интеллекте или о шизофрении – этот вопрос, по его мнению, рассматривается лишь как вариант классической дихотомии «природа vs. культура». А в антропологии, как считает Редди, он имеет гораздо более широкий и глубокий смысл: вопрос о том, являются ли эмоции универсальными или представляют собой социальные конструкты, или как сбалансировать отношения между этими двумя полюсами, – этот вопрос затрагивает эпистемологическое сердце дисциплины. Если принять экспансивную концепцию культуры, такую как у Клиффорда Гирца, согласно которой вне культуры не остается вообще ничего, то не может существовать и никакой независимой позиции наблюдателя, глядя с которой можно было бы констатировать различия между формами эмоций, несущими на себе окраску разных культур. Кроме того, становится невозможным помыслить историческую эволюцию эмоций: она начинает мыслиться так, что, будучи абсолютной нормой, никаких вариаций уже не допускает[928]

. Тогда водопады слез, проливаемые при средневековом акте предания себя на волю вышестоящего (deditio) – например, в Каноссе, – оказываются точно так же абсолютно культурно контингентными, как и слезы на глазах участницы кастинг-шоу в XXI веке, считает Редди; об эволюции можно было бы говорить лишь в том случае, если бы эти слезы имели неизменную эмоциональную основу

[929]

.

В дополнение ко всему дилемма универсальности и социальной сконструированности касается, по мнению Редди, и этического сердца антропологии. Если все культурно детерминировано, то не может быть такой позиции, с которой можно было бы этически различать варианты эмоций. Редди приводит два примера из классических исследований по антропологии эмоций. Мишель З. Розалдо, которая одна из первых в американской культурной антропологии занялась изучением эмоций (мы уже встречались с ней в главе II), в 1980 году, проведя несколько лет в полевых исследованиях среди илонготов в горах Филиппин, описывала, как филиппинское правительство запретило охоту за головами – обычай, существовавший среди илонготских мужчин, – и как эта народность начала переходить в христианство. По этому поводу мужчины-илонготы ощущали определенного рода глубокую печаль. Розалдо, сторонница культурного релятивизма, не могла занять какую-либо позицию по отношению к этому: она не могла сказать, осуждает ли она морально охоту за головами и потому приветствует новый закон филиппинского правительства или отвергает такое вмешательство в жизнь народности, которую следовало бы ограждать от внешних вторжений. Кэтрин А. Латц – автор самой известной работы по антропологии эмоций, написанной в русле социального конструктивизма, – основываясь на своих полевых исследованиях, проводившихся на полинезийском атолле Ифалик, критикует западные представления об эмоциях. У жителей этого атолла, например, люди, обладающие политическим весом, демонстрируют специфический вид оправданного гнева, называемый song. При этом, отмечает Латц, song – не привилегия мужчин, он гендерно нейтрален, и вообще политика у этих островитян гораздо более эгалитарна, чем у нас. Но принятые на Западе оценки публично выражаемого гнева – гнев мужчин оценивается положительно, гнев женщин отрицательно («истеричка!») – не менее культурно детерминированы и, таким образом, имеют не меньшее право на существование, чем те понятия о гневе, что приняты на атолле Ифалик. Редди считает, что постструктурализм Латц в конечном счете лишает ее возможности критиковать свою собственную культуру на основе сравнения с ифаликской.

Даже если бы западный взгляд был «неправильным», потому что «конструировал» область эмоций как «естественную», а женщин как особенно эмоциональных, это не могло бы изменить того факта, что для людей Запада эта область тем самым стала естественной. Если Розалдо было бессмысленно критиковать информантов-илонготов за то, что они чувствовали горе по поводу прекращения охоты за головами, то бессмысленно и Латц или Абу-Луход критиковать западную социальную науку за то, что она в центр ставит мужчину, а эмоции рассматривает как нечто естественное и преимущественно женское[930].