История эмоций

Очевидно, что способы думать и говорить о чувствах в разных культурах и обществах (а также в различные эпохи) демонстрируют значительное разнообразие; но не может быть сомнения и в существовании общих и даже универсальных черт. Проблема в том, как отделить культурно специфичное от универсального, как понять первое через второе и, кроме того, как выработать некое понимание универсального путем «просеивания» большого числа языков и культур, а не абсолютизации способов понимания, выведенных исключительно из нашего собственного языка. Для всего этого, как я утверждала, нам нужен обоснованно выбранное tertium comparationis, и такое tertium comparationis дает нам мини-язык общечеловеческих понятий, полученный путем эмпирических межъязыковых исследований[526].

Что об этом можно сказать? Вполне может быть, что выражение эмоций в языке и мимике по крайней мере частично сводится к этим универсалиям. Но историческая наука работает иначе, ее эпистемология другая. Такие универсалии ей в конечном счете неинтересны, потому что она обращает внимание прежде всего на культурные различия. Истины, провозглашаемые Вежбицкой, для историков «тривиально верны», как прекрасно выразился Даниэль Гросс[527]

. Но в любом случае в будущем история понятий будет опираться на лингвистику, прежде всего лексическую, а в этой сфере теории Вежбицкой являются пока наиболее обоснованными.

Золтан Кёвечеш и метафоры

Золтан Кёвечеш (*1946), специалист по метафорам, вышел за рамки лексического анализа слов, обозначающих чувства. По его мнению, содержание ярости, например, не исчерпывается словом «ярость». В статье, написанной им в конце 1980‐х годов вместе с Джорджем П. Лакоффом (*1941) и часто цитируемой в том числе и представителями новой истории эмоций, Кёвечеш показал, что злость включает в себя большое количество метафор, в которых само слово «злость» даже не фигурирует, – например, «выпустить пар», «взорваться», «кровь вскипела», «с пеной у рта»[528]

. Абстрагируя, эти образы можно свести к метафорическим формулам, таким как «злость – это жар» (например, «горячий» говорят о человеке, который легко злится); «злость – опасное животное» (например, «не буди во мне зверя»); или «злость – это бремя» (например, «дал выход злости и полегчало»). Наиболее широко распространен образ злости как «нагретой жидкости в сосуде». Эта «центральная метафора акцентирует внимание на том, что злость может быть интенсивной, что она может привести к потере контроля и что потеря контроля может быть опасной»[529]. На протяжении многих лет Кёвечеш последовательно развивал свою теорию метафоры, и на сегодняшний день он предлагает следующую схему:

Ил. 11. Типы эмоционального языка по Золтану Кёвечешу

Кроме того, Кёвечеш утверждает, что «чисто» эмоциональных метафор почти не существует: обычно общие метафоры применяются к эмоциям[530]. Верховенствующая метафора – это метафора силы, энергии или мощи: «Эмоция – это сила (force)». Таким образом, существует метафора, которой все остальные подчинены, и «эмоциональные метафоры не являются изолированными и не связанными друг с другом метафорами, расположенными каждая на своем уровне: они образуют большую и сложную систему, которая организована вокруг общих понятий силы» – это новый взгляд в сфере лингвистики эмоций[531].