История греческой литературы Том II

Адвокатская деятельность не удовлетворяла Демосфена. Он желал быть государственным деятелем. Но переход от кабинетной работы адвоката к деятельности оратора в народном собрании был труден: чтобы громко говорить на открытом воздухе перед собранием в 6 тысяч человек, нужны были сильный голос, красноречие, смелость и уменье держаться. Оратор должен был быть очень сведущ в области внутренних дел, финансов, военного дела, внешней политики и т. д. Вообще, политический оратор в Афинах был не просто красноречивый человек: это был, по нашим понятиям, государственный деятель. Не занимая официально никакой должности, он присутствовал на заседаниях Совета пятисот и народного собрания, принимал участие в прениях, предлагал проекты постановлений, а для этого, конечно, мало было красноречия; нужно было иметь зрелость суждения и знание дела и людей. При таких обстоятельствах число ораторов — общественных деятелей (демагогов)[209]

было невелико. Хотя в народном собрании имел право выступать каждый афинский гражданин, все же активных деятелей там было очень мало; да и эти немногие лица выступали не по всем вопросам, а один был специалистом по финансам, другой — по международным делам, третий — по коммерческим и т. п. Благодаря своему влиянию в Совете пятисот и в народном собрании эти ораторы были в Афинах своего рода министрами; они проводили свои предложения в виде постановлений ("псефизм"), и официальным должностным лицам оставалось только исполнять их. В период между 352 и 322 гг. (с небольшим перерывом) Демосфен был как бы министром иностранных дел.

Ввиду сложности функций оратора лишь у немногих хватало смелости выступать в такой роли; в этом отношении показателен разговор Сократа с Хармидом в "Меморабилиях" (III, 7), где Хармид оправдывает свое нежелание выступать в роли оратора тем, что в народном собрании часто осмеивают даже дельных ораторов. Неудачных ораторов не только осмеивали, но даже стаскивали с ораторской кафедры "стрелки" (полицейская стража в Афинах), о которых не раз упоминает Аристофан. О печальном положении неудачливых ораторов рассказывает Сократ в "Протагоре" Платона (319 С): "Если попробует давать совет кто-нибудь другой, кого афиняне не считают знатоком дела, они не принимают его мнения, а, напротив, смеются над ним и кричат до тех пор, пока пробовавший говорить или сам не отойдет вследствие их крика, или пока стрелки не стащат или не выведут его по приказанию пританов".

Так случилось и с Демосфеном в начале его деятельности как политического оратора. Плутарх об этом рассказывает так: "Когда он впервые выступал перед народом, его принимали с шумом и смехом вследствие необычности его речи, которая, казалось, состояла из запутанных периодов и искусственных доказательств, так что слушать ее было неприятно до пресыщения. Кроме того, как говорят, у него была слабость голоса, неясность языка, короткость дыхания, которая затемняла смысл речи вследствие того, что среди периода происходил перерыв. Наконец, он оставил народное собрание. В унынии бродил он в Пирее. Там его увидел Эвном[210]

из дема Трии, бывший уже глубоким стариком, и стал укорять его за то, что он, обладая даром слова, подобным Периклову, по трусости и малодушию сам себя губит, не будучи в состоянии выдержать смело шум толпы, не подготовляя себя к борьбе, а равнодушно чахнет в бездействии".

Рассказ Плутарха о другой неудаче Демосфена интересен тем, что показывает, насколько близко было ораторское мастерство к искусству актера. По словам Плутарха, друг Демосфена, актер Сатир, после неудачного выступления его перед народом предложил ему продекламировать наизусть какое-нибудь место из трагедий Эврипида или Софокла. Демосфен продекламировал. Тогда Сатир повторил те же стихи, и Демосфен понял, насколько важны для оратора и уменье произносить речи и забота о том впечатлении, какое должны произвести его слова на слушателей.

После этого Демосфен устроил себе подземное помещение для упражнения в искусстве речи; сюда он приходил каждый день и старался обработать голос и развить в себе искусство декламации. Часто он проводил там два-три месяца подряд, обрив половину головы для того, чтобы от стыда не иметь возможности даже при полном желании выходить оттуда (Демосфен, 7).