Читаем История греческой литературы Том II полностью

Далее Демосфен переходит к оправданию предложения Ктесифонта. Он обрисовывает историческую обстановку той поры, когда он приступил к политической деятельности. Среди эллинов, разъединенных политикой Филиппа, одни лишь афиняне с их славным прошлым могли соперничать с македонским царем и бороться с ним. Благодаря Демосфену были предприняты походы для освобождения Эвбеи. Эсхин, напротив, принимал неприятельских послов как "радушный хозяин". "Эти люди, которых с их несправедливыми и коварными предложениями государство отвергло, как врагов, были твоими друзьями... Ты клевещешь на меня и говоришь, что я молчу, получив деньги, и кричу, когда истрачу их. Да, ты не делаешь этого, но ты кричишь, хотя имеешь деньги, и никогда не перестанешь кричать, если вот эти судьи не заставят тебя замолчать, объявив тебя сегодня бесчестным человеком" (82). В ту пору, подобно нынешнему предложению Ктесифонта, было постановлено увенчать Демосфена золотым венком, и Эсхин не выступал против. "Филипп был вытеснен с Эвбеи войсками, правда, вашими, — говорит далее Демосфен афинянам, — но вследствие моей политики и моих, сделанных вам тогда, предложений, — да, я считаю это моим делом, хотя бы треснули от крика вот эти мои противники" (87). "Кто не дозволил, чтобы Геллеспонт перешел в то время в чужие руки? Вы, а под словом "вы" я разумею государство. А кто и говорил, и советовал, и действовал в пользу государства, одним словом, посвятил себя этим делам с самоотвержением? — Я" (88). Упомянув о своем участии в оказании помощи Византию и в реформе триерархий, Демосфен касается юридической стороны предложения Ктесифонта. Демосфен никогда не возражал против обязательства дать отчет, но это обязательство не распространяется на те добровольные пожертвования, которыми и было вызвано предложение Ктесифонта. Неужели же закон, позволяющий народу принимать дары, станет препятствовать, когда народ пожелает за это отблагодарить? Эсхин, выступая против этого, является, тем самым, врагом демократии. Демосфен припоминает поступки Эсхина за время мира: Эсхин пытался укрыть одного поджигателя, подосланного Филиппом; содействовал Пифону, послу Филиппа; имел тайные встречи с Анаксином, шпионом Филиппа. Эсхин причинил эллинам много бед. Филипп искал способа проникнуть в глубь Эллады; он немедленно вторгся бы в Аттику, если бы Демосфен не противопоставил ему союз Афин с Фивами; изменническая же деятельность Эсхина помогла Филиппу занять Элатею, что Демосфен старается обосновать и документально (154-159).

На этом речь Демосфена "О венке" получает, на первый взгляд, свое завершение. Но особенность композиции этой речи в том, что, не довольствуясь изложенным, оратор снова дает анализ политических событий и своей роли в них, чтобы тем самым окончательно разбить своего противника. Демосфен говорит, что он пытался сблизить Афины и Фивы, но изменники, в том числе и Эсхин, мешали этому; в результате Филипп занял Элатею. "Был вечер, когда кто-то прибыл к пританам с сообщением, что Элатея захвачена. Сейчас же одни из них вскочили, не докончив обеда, и стали выгонять всех из палаток на городской площади и зажигать их, другие же послали за стратегами и стали звать трубача; весь город был полон смятения" (169), — так описывает Демосфен волнение, почти панику в Афинах при известии о взятии Элатеи. В этой обстановке Демосфен, обеспечив союз афинян с фиванцами, отвратил удар от Афин (169-187).

Об Эсхине Демосфен говорит далее, что когда предпринимается полезное, Эсхин безмолвен; если же что-нибудь не удается, Эсхин тут как тут: он, "словно перелом кости или судорога, приходит в движение, чуть только телу плохо" (198).

"Итак, — замечает оратор, — если бы я захотел говорить, что я довел государство до достойного его предков образа мыслей, то, естественно, всякий мог бы упрекнуть меня. Я же объявляю, что подобные решения всецело принадлежат вам, и доказываю, что и до меня государство имело этот образ мыслей, но некоторое участие в служении государству при каждой из предпринятых мер я приписываю и самому себе" (206). В Фивах Демосфен боролся против послов Филиппа. Начало военных действий было удачно для афинян. По предложению Демомела и Гиперида, Демосфен был награжден венком, и Эсхин тогда не протестовал. В отношении к последовавшим событиям Эсхин подобен медику, который прописывает лекарство тогда, когда больной уже умер и погребен. Ответственность за поражение не может лежать на Демосфене. Народ не сомневался в его патриотизме: недаром Демосфену продолжали поручать должности, доказывающие доверие к нему народа.

Переходя к заключению, Демосфен опровергает довод Эсхина, будто печальная личная судьба Демосфена была причиной несчастий Афин. По мнению Демосфена, Афины хотя и любимы богами, но, конечно, также подвержены несчастиям, общим всему человеческому роду, и личная судьба Демосфена здесь не при чем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука