История греческой литературы Том II

Найдут ли афиняне себе поддержку среди остальных эллинов или же разложение эллинских государств так велико, что они не видят в Филиппе общего врага, которого надо во что бы то ни стало отразить, — такие сомнения мучили Демосфена, когда он вскоре после речи "О положении дел на Херсонесе" обратился к афинскому народу со своей "Третьей филиппикой" (IX), 341 г., самой прославленной из всех его "филиппик". Ни в одной речи Демосфена не изобличаются с такой силой беззакония и насилия Филиппа и продажность его афинских приспешников, как здесь. Недаром, по преданию, сам Филипп, читая речи Демосфена, направленные против него (а из них самая главная, по замечанию Дионисия, как раз "Третья филиппика"), сказал: "Если бы я слышал Демосфена, я сам бы подал голос за него, как за вождя в борьбе против меня". В этой речи патриотизм Демосфена расширяется от афинского до общеэллинского. Противопоставление былого величия и нынешнего падения афинян, по мнению Демосфена, должно воодушевить их к действию. Соблюдает ли Филипп мир или ведет войну, — об этом судить надо не по его собственным словам, а по фактам. С того дня, как он уничтожил фокидцев, он ведет необъявленную войну. Дело касается не только Херсонеса или Византии, но всех эллинов. Этот "враг обойдет все народы, подобно приступу лихорадки или другой какой болезни, хотя бы в настоящее время некоторым и казалось, что опасность еще далека" (29). Демосфен скорбит об утрате прежних доблестей эллинов: "Теперь все эти блага проданы как бы на рынке на чужбину, а взамен их ввезены смертоносные болезни Эллады". "Вам надлежит, — призывает Демосфен афинян, — и умом и сердцем возненавидеть тех ораторов, которые говорят перед вами в пользу Филиппа, и помнить, что невозможно одолеть врагов государства, пока остаются безнаказанными их пособники в самых недрах его. Клянусь Зевсом и всеми богами, вы не сможете это сделать, потому что дошли до такой глупости, или безумия, не знаю уж и чего (часто на меня нападает страх при мысли о том, уж не влечет ли какое божество наше государство к гибели), до такого безумия, что по слабости вашей к злословию, завистливым нападкам, к насмешке, вы предлагаете говорить продажным людям, хотя бы иные из них и сознавались в своей продажности, и еще смеетесь, когда они поносят своих противников. Как это ни прискорбно, но еще прискорбнее, что вы предоставили этим людям бо́льшую безопасность в руководстве государственными делами, нежели тем, которые говорят в ваших интересах. А между тем, посмотрите, сколько несчастий влечет за собой склонность прислушиваться к голосу подобных ораторов" (53-55). Еще более опасается Демосфен пассивности афинян и их угодливости перед Филиппом: "Мне страшно становится, клянусь Зевсом и Аполлоном, при мысли, ...что вы решите, будто сделать что-либо вы уже не в силах. Но да минует нас, граждане афинские, такая участь: лучше тысячу раз умереть, нежели исполнить каприз Филиппа и выдать ему кого-либо из ваших ораторов-заступников" (65). "Если бы даже все другие народы согласились идти в рабство, мы и тогда должны бороться за свободу!" (70) — восклицает оратор.

Призывы Демосфена на этот раз возымели свое действие. Афиняне отправили послов с целью объединить эллинов: Гиперида — к родосцам и хиосцам, Демосфена — в Византий. Наконец, к весне 340 г. афиняне, эвбейцы, мегаряне, коринфяне, ахейцы и др. составили коалицию на началах автономии участников. Демосфен сумел убедить афинян не настаивать на гегемонии. Теперь Демосфен, вместо прежней своей роли орагора от оппозиции, становится руководителем афинской политики. За свои заслуги перед афинским народом он был, по предложению Аристоника, на Дионисиях увенчан золотым венком.