История греческой литературы Том III

Ораторскому искусству Либаний ставит очень высокую задачу: оно должно делать граждан хорошими людьми и приучать их к добру и полезной деятельности. В большой речи "О тех, кто не желает говорить" Либаний так изображает цель ораторского искусства: тот, кто выучился говорить, становится членом общества, гражданином (непереводимое буквально слово πολιτευόμενος); такой человек призван "речами побуждать к совершению должного, препятствовать вредному, с одними соглашаться, другим возражать, помогать разумным правителям, бороться с теми, кто полезного не видит, противопоставлять голосу с престола голос разумного совета, своим красноречием повергать в страх других, но сам не страшиться" (№ 35, 3-4). "Вот что такое гражданин; это — его дело, а не дрова, дороги, кони, атлеты, медведи и егеря" (там же), — иронически замечает Либаний о тех членах городского управления, которые особенно заботятся об устройстве пышных зрелищ для увеселения сограждан. Нельзя не заметить, что порицаемая Либанием забота о "дровах и дорогах" нередко может оказаться полезнее, чем увещания по адресу "неразумных правителей", в чем Либанию не раз пришлось убедиться самому. Однако при помощи своего красноречия Либанию не раз удавалось добиваться и некоторых результатов: он спас антиохийских хлеботорговцев от бичевания ("Автобиография", 206-210), он боролся со взяточниками (№ 51 и 52) и часто ходатайствовал перед префектами за несправедливо осужденных и притесняемых, нередко обращался к вышестоящим должностным лицам и даже к императорам с жалобами на префектов (речи № 26-29-против Цезаря и Кандида).

Многие речи Либания касаются чисто профессиональных и бытовых вопросов ("О риторах" — № 31, "О пирах" — № 53, "О ковре" — № 58, "Защита от обвинений в дурном воспитании юношей" — № 62). Речь "К Анакситу" (№ 55), убеждающая его не бросать риторскую школу, имеет характер личного письма.

Среднее место между речами на темы реальной жизни и декламациями занимают хвалебные речи Либания; они немногочисленны: довольно официальная, сухая речь № 59 ("Похвала Констанцию и Константу") и две эпитафии Юлиану, уже упоминавшиеся выше; от обычного энкомия речи Либания о Юлиане выгодно отличаются тем, что даже в этот официальный жанр Либаний умеет внести черты, рисующие подлинного живого Юлиана; он изображает его не только как героя, победителя и реформатора, а как пылкого человека, способного и к великодушным, и к суровым поступкам (правда, еще живее он изобразил Юлиана в "Автобиографии", 118-134). Особое место занимает хвалебная речь Либания, посвященная его родной Антиохии; эта длинная речь представляет собой большую литературную ценность: она полна прекрасных пейзажей и описаний архитектурных произведений; Либаний хвалит обилие воды, бегущей ручейками и каналами по всем улицам города, портики, навесы и галереи между домами, дающие летом желанную тень и прохладу, а зимой позволяющие беспрепятственно гулять и встречаться с друзьями, не пачкая обуви и платья и не попадая под дождь; он хвалит обилие оживленных рынков и разнообразие товаров. Полная картина богатого южного города встает перед глазами при чтении этой речи. Либаний хвалит и положение Антиохии: то, что она лежит не у самого моря, охраняет ее от наводнений и от порчи нравов, свойственной портовым городам (последнее не вполне верно; гавань была не так уж далека, а Антиохия и без этого искони пользовалась славой очень распущенного города). Несмотря на обилие риторических украшений, эта речь местами звучит вполне искренно: Либаний выразил свое личное отношение к Антиохии в заключительных словах. "Оставив ее и придя в другой город, ты будешь вспоминать о ней; придя же сюда из другого места, забудешь где был раньше".

Большими поэтическими достоинствами отличаются две трагические декламации (монодии) Либания: по поводу страшного землетрясения в Никее, уничтожившего почти весь город, и по поводу пожара в роще Дафне близ Антиохии, погубившего в одну ночь знаменитый храм Аполлона; этот пожар произошел во время пребывания в Антиохии Юлиана и, по общему мнению, был делом рук антиохийских христиан, раздраженных возрождением языческого культа. Либаний горько оплакивает оба эти бедствия:

"Гелиос всевидящий, — пишет он в монодии "О Никомедии", — что же стало с тобою, когда ты зрел это? Как не спас ты столь большого города, ныне исчезнувшего с земли? Из-за быков, на которых покусились моряки, ты грозишь небожителям, а украшение земли, создание многих царей, ты не пожалел. О красивейший из городов, сколь ненадежному холму ты был доверен! Где теперь улицы? Где портики? Где дороги? Где источники? Где площади? Богатый населением город днем необитаем, а ночью населен толпою призраков!" (№ 16-18).

Последняя фраза дает особенно ясную картину разрушенного города.

В монодии "На храм Аполлона" трагические возгласы чередуются с прекрасными описаниями храма и пожара: