"Мужи, душу мою влечет к образу бога и перед глазами моими во-ображение воскрешает образ его, кротость лика, пояс, стягивающий золотой хитон. Он пел песнь, и некоторые, говорят, иногда слыхали его игру на кифаре в полдень... А балки падали, охваченные огнем, и губили все, на что падали: первым — Аполлона, так как он был ближе к крыше, потом статуи Муз и основателей города и сверкающую красу колонн; а толпа людей стояла кругом, рыдая, не зная, чем помочь, как случается с теми, кто видит с суши кораблекрушение. Предмет почитания похищен у нас, как жених, умерший в тот миг, когда сплетали венки" (№ 60, 11-14).
Надо прибавить, что перевод может только очень слабо отразить красоту ритмической прозы, которой написаны монодии Либания.
Кроме перечисленных декламаций на реальные темы, Либаний написал еще огромное число декламаций о минувших исторических событиях, например "Спор Неокла и Фемистокла о Саламине" (9-10), "Речь Кимона" (11), "Апология Сократа" (1), или на мифологические темы — "В защиту Ореста" (5-6), "Речи Менелая и Одиссея о выдаче Елены" (3-4). Для тщательного изучения Либания они могут представить известный интерес. Это риторические произведения, служащие для развития ловкости речи и уменья изобретать доказательства. Многие части этих речей производят на нас только комическое впечатление; например, восхваляя Артемиду за то, что она убивает диких зверей, Либаний восклицает:
"Что было бы с нами, если бы она не убивала зверей и все полчища львов набросились бы на наши поселения! Сколь велик был бы тогда испуг, когда теперь, даже если вырвется один лев, отощавший и ослабевший от пребывания в цирке, ужас охватывает всех жителей?" (5).
Рядом с живой картиной вырвавшегося из цирка льва образ "полчищ львов, идущих на город", совершенно неестествен не только для IV в. н. э., а вообще невозможен, так как львы не охотятся стаями.
Значительно интереснее бытовые декламации Либания. Они являются вымышленными судебными речами и иногда разрабатывают серьезные темы: "Об отце-детоубийце" (42), "О слепом сыне" (49), "О женщине, убившей тиранна" (43); несмотря на то, что некоторые ситуации мало естественны или очень преувеличены, характеры говорящих, их образ мысли, способ доказательства и манера речи изображены блестяще.
Особенно занимательное чтение представляют собой юмористические декламации Либания "О болтливой жене" (26) и от лица парасита (28 и 29).
Декламация "О болтливой жене" является речью человека, который заранее сообщает судьям, что он хочет покончить с собой, и просит не считать его за это дурным гражданином. Он вел тихую и скромную жизнь, но его уговорили жениться, причем сказали, что девушка тиха и молчалива; оказалось — совсем наоборот. Когда бы он ни пришел домой, она засыпает его вопросами: "Куда ходил? Откуда пришел? С кем разговаривал? Что нового? Было ли голосование? Принят ли какой-нибудь закон? Много ли народа в суде? Кто-нибудь приговорен? Поймали кого-нибудь?" Когда он один раз упомянул о стратеге, то она схватилась за этого стратега и не прекращала вопросов с полудня до вечера: "Со сколькими воинами он отправился? Скольких не взял с собой? Сколькими он командует и как командует? Сколько у него моряков, сколько триэрархов, сколько рулевых, сколько матросов?" Когда же я заметил, что это не женского ума дело, то она сказала: "Ну, скажи тогда, как дела на полях и как растут различные посадки?" Отчаявшись где-либо найти покой, муж решает уйти в Аид и восклицает: "О, все боги, дайте моей жене дожить до глубочайшей старости, чтобы я дольше мог наслаждаться моей свободой в Аиде!.."
Более остры и с социальной точки зрения интересны декламации парасита. В 28 декламации парасит, приглашенный в загородную виллу богача на обед, нанял верховую лошадь, чтобы скорее добраться; лошадь оказалась скаковым конем, принимавшим участие в конских бегах; она промчала своего очень плохого всадника через все улицы города, где он подвергся насмешкам всех встречных, особенно знакомых, но что самое ужасное, доскакав до виллы, она обогнула жертвенник, стоявший перед домом, приняв его за мету, и прискакала обратно в город. Парасит, во-первых, лишился обеда, а во-вторых, боится, что богач, приглашавший его, примет это происшествие за издевательство над собой и больше не пригласит к себе. Поэтому он подает в суд на владельца конюшни, давшего ему такого неподходящего коня и трагически восклицает: "Перед домом того, кто меня пригласил, был жертвенник. О, что я говорю, — жертвенник? Могилой был он мне и надгробным камнем".