История греческой литературы Том III

Либаний до конца жизни остался верным поклонником язычества. Когда языческий культ был уже строго запрещен Феодосием и группа язычников обвинялась в принесении жертв, в связи с чем христиане разрушили ряд языческих храмов и разбили "идолов", Либаний, уже старик, обратился к императору с очень смелой речью "В защиту храмов" (№ 30, 22), называя обвинение против язычников клеветой. Но больнее всего для Либания была гибель произведений античного искусства. "В городе Берое, — пишет он Феодосию, — была бронзовая статуя, Асклепий в образе прекрасного сына Клиния (Алкивиада)... В нем было столько красоты, что даже те, кто имели возможность видеть его ежедневно, не могли насытиться его созерцанием. И вот такое произведение, о царь, созданное с таким трудом и таким блестящим талантом, разбито и погибло, и то, что сотворили руки Фидия, изломано руками толпы" (там же). В этой речи, одной из последних, Либаний находит сердечные и трогательные слова в защиту прекрасного искусства, которое безнадежно уходило в прошлое, что Либаний хорошо понимал. Весьма вероятно, что он понимал также, насколько фанатизм Юлиана обострил отношения между христианами и язычниками. Сам Либаний едва ли мог быть приверженцем крайних мер, он скорее должен был желать мирного сожительства обоих культов, такого же, какое было в его риторической школе между учениками — язычниками и христианами.

Для изучения моральных и общественных взглядов того интеллигентного зажиточного слоя, к которому принадлежал Либаний, чрезвычайно важны речи, касающиеся этических и социальных тем. Таковы его речи "О рабстве" (№ 25), "О жадности" (№ 6), "О несправедливом богатстве" (№ 7), "О бедности" (№ 8) и некоторые декламации на такие же темы "О скупости" (31-34), "О столкновениях между бедными и богатыми" (35-38).

Как можно заранее предположить по характеру Либания, он является приверженцем "золотой середины"; он осуждает жадность и скупость; по его мнению, ненасытное желание приобретения — корень многих бед: "Того, кто возделывает одно поле, презирают за то, что у него не два, того, у кого два, за то, что у него не три... И никакое число не может прекратить ни жадности, ни требований большего" (№ 6) "Одно и то же кажется им (жадным людям. — М. Г.) и малым, и большим: большим, пока они его не получили, малым, когда оно уже у них в руках" (№ 6). "А между там, какая польза от богатства? Оно не приносит счастья и не делает справедливым, а смерть уравнивает всех, за бедность же в загробном мире судить не будут, а за несправедливость будут карать. Минос сразу увидит несправедливую и справедливую душу, и дурной душе не будет помощи ни от искусства в речах, ни от множества богатств, ни от родных и друзей" (№ 7). Мысли, что единственное истинное богатство — друзья, посвящена речь № 8. Осуждая таким образом жажду наживы, Либаний ограничивается, однако, всегда только скромными моральными сентенциями. Богач, наживший состояние несправедливым путем, должен чувствовать себя несчастным, так как лишен подлинного счастья — друзей и душевного спокойствия. Этот тезис, выраженный Либанием в словах: "Много ужаснее спать на серебряной постели, приобретенной нечестно, чем спать вместе с собаками в конуре" (№ 7), носит исключительно абстрактно-этический характер, и Либаний, конечно, знает это, но защищает фактическое богатство мнимыми моральными страданиями его обладателя. Такую же чисто моральную цель преследует его речь "О рабстве" (№ 25), начинающаяся характерным для эпохи Либания утверждением: "Эти два слова [свободный и раб. — М. Г.] по-всюду у всех на устах: в домах и на рынках, в полях, на равнинах и в горах, даже на кораблях и шлюпках. И кажется, что одно слово — свободный — означает счастье, другое — раб — несчастье". И Либаний далее начинает доказывать, пользуясь многозначностью слова "раб", что все люди в какой-то мере рабы — судьбы, страсти к деньгам, к женщинам, рабы гнева, зависти; софист — раб публики, гражданин — раб курии, свободный ремесленник — раб заказчиков и конкуренции. "Чем твой раб больше раб, чем ты — раб судьбы?" — восклицает Либаний и заключает: "Я считаю, что одно из этих слов (а именно свободный) должно быть возможно скорее уничтожено, так как предмета, обозначаемого им, не существует; речь моя старается доказать не то, что рабы свободны, а то что свободные — рабы". Однако Либаний не ограничивается только такими общими рассуждениями на тему о разных видах рабства, но защищает рабство в буквальном смысле, говоря, что в действительности рабам живется не так плохо: они ведут более здоровый образ жизни и у них меньше забот, чем у их хозяина.