История яда

Новый лагерь — новый яд

Вплоть до 1942 года Аушвиц был обычным концентрационным лагерем, каких на территории Польши и Германии насчитывалось немало. И вот имперская служба безопасности решила преобразовать его в гигантский центр истребления, соединив уже существующие объекты с другими, расположенными в трех километрах от Биркенау.

Наивысшей «производительностью» газовые камеры отличались зимой 1942-43 гг. В лесу под Биркенау было построено целых четыре крематория. Каждый из них включал в себя три отделения: в первом заключенные раздевались, во втором их травили газом, а в третьем сжигали трупы. Таким образом, за основу была взята схема, выработавшаяся во времена массовых эвтаназий. Старые бункеры, использовавшиеся раньше в качестве крематориев, оказались малоэффективными и теперь бездействовали; к их помощи прибегали теперь от случая к случаю. Весной 1943 года весь комплекс Аушвиц-Биркенау имел в своем распоряжении два больших крематория и два поменьше. Раздевалки и газовые камеры находились в подвале; сооружения были снабжены вентиляционной системой и, похоже даже, устройством для откачки воздуха. Трупы поднимали на лифте и кремировали в десяти печах и тридцати топках; за сутки в них можно было сжечь две тысячи человеческих тел. Два «маленьких» крематория за это же время «обслуживали» в два раза меньше «посетителей». Иными словами, в лагере можно было ежедневно убивать и обращать в золу около трех тысяч человек. Однако все эти наскоро сколоченные установки работали в бешеном темпе, и аварии на крематориях были обычным делом. Так что человеческая бойня практически никогда не функционировала в полную силу.

Руководителем этого грандиозного предприятия по уничтожению себе подобных был назначен Рудольф Гесс. Вышестоящие органы могли целиком на него положиться: Гесс был просто одержим возложенным на него поручением. «Человек, на счету у которого наибольшее число массовых убийств», всегда мечтал заняться чем-нибудь подобным. В первую очередь, он проверил исправность всех газовых камер и печей, все остальное (имеются в виду нравственные соображения) предстояло отмести, как ненужный сор. Впрочем, у самого коменданта не было надобности «марать руки». Обязанности палача Гесс перепоручал своим подчиненным и при случае глубоко сожалел о проявлениях садизма, которые сам же и провоцировал. Прирожденная брезгливость Гесса нашла отражение не только в старательном сохранении дистанции между собой и жертвами, но и в выборе яда. Гесс, подобно многим нацистским лидерам, включая Гиммлера, не выносил зрелища крови, но, несмотря на это, гордился тем, что Аушвиц по своим мощностям далеко превосходит другие лагеря. Гесс мог «обслуживать» в десять раз больше человек, чем его коллега Вирт в Треблинке. Своим успехом Гесс в немалой степени был обязан новому яду.

Коменданта Аушвица, конечно же, прельщала возможность использования ядовитых газов, но он не считал угарный газ, образующийся при внутреннем сгорании, пределом своих мечтаний. Во-первых, двигатель часто барахлит, за ним нужен уход, не говоря уже о горючем. И во-вторых, нужное действие яд оказывает не сразу.

Вскоре после своего назначения в 1941 году на должность коменданта Аушвица Гесс отлучился из лагеря на несколько дней. Его заместитель Фрицш воспользовался отсутствием начальника и претворил в жизнь идею, уже несколько недель не дававшую ему покоя. На складе имелось небольшое количество инсектицида, который солдаты использовали для дезинфекции помещений. Этот химикат, называвшийся «циклон Б», с 1923 года выпускало «Немецкое общество по борьбе с вредителями» во Франкфурте-на-Майне. Фрицш решил испытать препарат в герметически закрытой камере для штрафников, расположенной в 11-м блоке. Он заметил, что циклон Б действует невероятно быстро и сообщил об этом шефу. Гесс по возвращении решил сам проверить, насколько утверждения его подчиненного соответствуют действительности. Новый эксперимент впечатлил коменданта: при отравлении инсектицидом смерть наступала почти мгновенно. Итак, начальство дало «добро», и вскоре была оборудована первая «циклоновая» камера. В ней помещалось девятьсот человек из расчета не менее десяти узников на квадратный метр.

Длинный пассаж из «Мемуаров» Гесса, написанных в польской тюрьме незадолго до того, как он был повешен в местах своей «боевой славы», повествует, какое облегчение почувствовал комендант Аушвица, когда начальство разрешило ему использовать новый газ. «Эта мера, — пишет он, — была направлена на целесообразное и бескровное уничтожение заключенных, отвечающее требованиям гигиены. К расстрелам я всегда испытывал отвращение: мне никогда не вынести зрелища расстрелянных женщин и детей. Я был сыт по горло казнями заложников и массовыми ликвидациями, которые производились по приказу рейхсфюрера СС и Имперской службы безопасности. Теперь-то я был спокоен: кровавых бань больше не будет». Комментарии здесь излишни.