Они вовсе не собирались терпеть англичан или сотрудничать с ними. Но за долгую историю этих краев слишком часто через них прокатывались волны завоевателей и мигрирующих народов. И местные, в большинстве своем мусульмане, к XIX веку стали относиться к подобным явлениям прагматично. На северо-западе сикхи, как и мусульмане, легко приняли условия колониального правления. В отличие от многих индусских народов остальной Индии, они даже предпочли подписать мирный договор. Правда, в 40-х годах этого еще не произошло. Если большая часть того, что ныне называется Индией, очутилась под властью Британии посредством договоров или аннексий, то большая часть того, что ныне называется Пакистаном, была просто завоевана. Сражения здесь проходили чаще, потери были тяжелее. Северо-западный придаток британских владений достался завоевателям самой кровавой и самой сомнительной ценой.
В безумном порыве коммерческих амбиций и стратегической паранойи британские власти в 1830 году поручили генерал-губернатору лорду Уильяму Бентинку открыть на реке Инд пароходную навигацию и в то же время избавить Британскую Индию от угрозы со стороны царской России, осуществлявшей экспансию в Среднюю Азию. Несколько миссий отправились вверх по реке и в глубь материка, в Пенджаб, Афганистан и ханства Средней Азии. Писались многочисленные отчеты, публиковались красочные рассказы, предъявлялись новые «географические открытия». Осторожные умы предупреждали, что Инд уже давно «открыт», насколько позволяет его непостоянная глубина и блуждающие грязевые отмели, а говорить о русском вторжении несколько преждевременно. Они заявляли, что набеги скорее усилят враждебность местного населения. Но близкий Афганистан дразнил фантазии бюрократов и амбиции штабных генералов.
В то же время концепции Афганистана как отдельной и независимой политической единицы, а не просто буферной зоны на индо-персидской границе, недоставало твердости. С одной стороны, Кабул в самом деле был пограничной провинцией Великих Моголов. Но большая часть того, что стало Афганистаном, обычно находилась под властью персов или узбеков. Еще недавно изменчивое царство Ахмад-шаха Абдали опиралось на завоевания в Индии и все равно не продержалось долго. К 1814 году внуки шаха, один из которых уже был ослеплен, бежали из Афганистана. Сперва они закрепились в сикхском княжестве в Лахоре. Там, стараниями главным образом шаха Шуджи (зрячего), Ранджит Сингх заполучил алмаз Кохинур в обмен на защиту и покровительство. Драгоценный камень сыграл роль отнюдь не семейного проклятия, а скорее, спасительного талисмана. В 1833 году Ранджит Сингх вместе с британцами помогал шаху Шудже вернуть царство. Но попытка оказалась неудачной. Вскоре в Кабуле обосновался Дост Мухаммед, глава соседнего пуштунского клана.
Другое британское посольство в Кабуле в 1837 году хорошо отзывалось о Дост Мухаммеде. Британцы поспешили поддержать его в претензиях на Пешавар, вскоре отнятый у афганцев Ранджит Сингха. Предполагалось, что взамен Дост Мухаммед станет союзником британцев против Персии и России. Британцы очень старались, поскольку до них дошли сведения о том, что в Кабул явился русский посланник, предложивший Дост Мухаммеду от имени своего повелителя поддержку против Ранджит Сингха, если англичане это сделать откажутся.
Отчет об этих событиях кружок «безумных политиков» свалил на лорда Окленда — самого нерешительного из генерал-губернаторов — в его летней резиденции в Симле в 1838 году. Предположение о том, что Дост Мухаммед может заручиться поддержкой русских, подкреплялось «необоснованными претензиями» и «возрастающими амбициями, губительными для мира на границе с Индией». В великой спешке был заключен союз с Ранджит Сингхом и изгнанным шахом Шуджой. Дост Мухаммеда следовало сместить. На его место должен был сесть шах Шуджа. Для верности был организован еще и британский корпус, которому заодно поручили собрать контрибуцию с сикхов и афганцев. Эта «Индская армия» насчитывала около 20 000 человек, и примерно вдвое больше невоенных обеспечивали ее продвижение. В начале 1839 года они прошли 1500 км по испещренной оазисами пустыне, опустошили местные поля, прежде чем вскарабкаться в горы, в Боланский проход, откуда почти никто из них не вернулся.