Но светские князья гораздо раньше XV века оценили помощь, которую оказывали им ересь и инквизиция в деле осуществления их планов. Уже за сто лет перед этим инквизиционные методы внушили Филиппу Красивому идею самого крупного преступления, запятнавшего средние века, – идею уничтожения ордена тамплиеров.
В 1119 г. Гуго де Пэн (Рауеп), Жоффруа де С.-Адемар и их семь товарищей посвятили себя благочестивой задаче очистить дорогу в Иерусалим от наводнявших ее разбойников и дать таким образом паломникам возможность путешествовать безопасно, и около этого же времени Раймунд дю Пюи основал общину Бедных Братьев Госпиталя Святого Иоанна. Все это открыло неотразимо привлекательное поле деятельности для воинственно-пылких и религиозно-исступленных их современников. Странное соединение монашеской жизни с рыцарством так полно отвечало христианскому идеалу той эпохи, что основанные на этом принципе воинствующие ордены скоро заняли видное место в Европе.
На соборе в Труа в 1128 г. Гуго и его товарищам был дан устав, выработанный, говорят, святым Бернаром, и они получили название Бедных Воинов Храма. Им была присвоена белая одежда, символ чистоты, к которой Папа Евгений III прибавил красный крест; их знамя, Bauseant, составленное из двух равных полотнищ, белого и черного, с девизом Non nobis Domine, вскоре сделалось символом объединения христианских рыцарей. Устав, основанный на правиле строгого цистерцианского ордена, был чрезвычайно суров. Члены были объединены тремя монашескими обетами: послушания, бедности и целомудрия; статуты ордена весьма строго требовали неуклонного исполнения этих обетов. Вступающий должен испрашивать разрешения "сделаться навсегда слугою и рабом "Дома"" и его предупреждали, что с этого дня он бесповоротно лишался свободы. Ему обещали хлеб, воду и бедные одежды ордена; если после его смерти у него находили золото или серебро, то тело его надлежало зарыть в не освященную яму; а если он был уже погребен, то его следовало вырыть. Целомудрие предписывалось не менее строго: запрещено было даже дать поцелуй матери.
Слава ордена быстро распространилась по всей Европе. Самые знатные рыцари, герцоги и князья отрекались от мира, чтобы послужить в его рядах; на состоявшемся вскоре общем капитуле собралось триста рыцарей, не считая братьев-служителей. Их владения росли беспрерывно. В их распоряжение отдавали города, деревни, церкви и дома; доходы от всей этой недвижимости, равно как и сборы от правильно организованного прошения милостыни по всему христианскому миру, поступали гроссмейстеру ордена, жившему в Иерусалиме. Орден едва только был организован, когда в 1133 г. могущественный и воинственный король Арагонии, Альфонс I, прозванный el Batallador, а также el Emperador, так как власть его распространялась на Наварру и на большую часть Кастилии, умер бездетным, оставив свои владения поровну и нераздельно Св. Гробу, Рыцарям Храма и Рыцарям Госпиталя. Воля покойного не была исполнена, но преемник его, Рамиро эль Монхе, обещал рыцарям соответствующее вознаграждение, которое и было им выдано. Филипп Август выказал более благоразумную щедрость: в 1222 г. он оставил каждому из двух орденов без всякого условия по две тысячи марок; кроме того, им должна была быть выплачена огромная сумма в пятьдесят тысяч марок, если они в течение трех лет будут содержать на службе в Св. Земле триста рыцарей. Понятно поэтому, что тамплиеры могли в 1191 г. купить у Ричарда Английского за двадцать пять тысяч марок серебром остров Кипр, который в следующем году они продали за ту же цену королю Иерусалимскому Ги.
Можно также представить, что это стремительное обогащение должно было породить к ним чувство боязни и вражды. В 1179 г. на Латеранском соборе между прелатами и воинствующими орденами возникла горячая ссора, результатом которой было издание декрета, требовавшего от тамплиеров возвращения всех церквей и десятинных сборов, полученных ими за последнее время; в 1186 г. Урбан III определил пределы этого декрета, признав за орденом право на владение всем, полученным в течение десяти лет, предшествовавших собору.[131]
Мы видим, что прелаты начали уже завидовать новому институту, и тот антагонизм между нищенствующими орденами и белым духовенством, о проявлениях которого в XIII в. мы упоминали, был на самом деле только повторением враждебного чувства, долго питаемого к воинствующим орденам.