То, во что вы верите, и самую основу вашей веры, не приемлет разум, и в природе нет этому никаких оснований, и пророки никогда об этом не говорили. Даже чудесное не может простираться столь далеко (и я объясню это в свое время и в своем месте, и приведу тому подробные доказательства), чтобы Создатель небес и земли превратился в плод в утробе некой еврейки, пробыл там девять месяцев и родился младенцем, затем вырос, а впоследствии был предан в руки своих врагов, которые осудили его на смерть и умертвили; после чего, как вы утверждаете, он ожил и вознесся на небо. Этого не стерпит разум иудея, да и любого человека; и тщетно вы говорите, ибо в этом и есть корень наших разногласий.
За спиной христиан тон еврейской полемики был не столь рафинированным. По числу сохранившихся рукописей ясно, что непристойные описания жизни Иисуса в «Тольдот Йешу» пользовались популярностью у евреев в эпоху позднего Средневековья [24].
Однако, если отвлечься от подобного антагонизма, нетрудно заметить, что иудеи перенимали некоторые религиозные идеи и обряды своих соседей-христиан. В позднеантичной Палестине структура еврейской общины как религиозного сообщества, объединенного вокруг синагоги, возможно, и не была напрямую «списана» с христианских общин, состоявших из прихожан одной церкви, но во многом сформировалась благодаря тому, что для поздней, уже христианской, Римской империи одной из основных характеристик подданного была его религиозная принадлежность. Запрет двоеженства в X веке в Германии, скорее всего, был принят раввинами под влиянием окружающей христианской культуры: ведь в исламских странах, где многоженство было обычным делом, раввины его не запрещали. В силу не то подражания, не то конкуренции у евреев стали очень популярны описания мученической кончины за веру, аналогичные вдохновлявшим христиан житиям мучеников, в свою очередь построенным по образцу историй о мучениках эпохи Маккавеев (см. главу 8). Архетипичным сюжетом о бестрепетном страдании «ради освящения имени Божьего» в раввинистическом иудаизме стало описание смерти рабби Акивы:
Когда повели р. Акиву на казнь, было время чтения «Шма». Железными крючьями терзали тело р. Акивы, а он принимал иго царства Небесного. Сказали ученики его: «Учитель, даже и сейчас?» Сказал он им: «Все мои дни не давало мне покоя заповеданное нам: „[и возлюби Господа] всей душою твоею“, [то есть] „даже когда Он забирает твою душу“. Я говорил: „Когда же придется мне исполнить это?“ Неужели теперь, когда это стало возможным, я не исполню?» И до тех пор звучало в устах его слово «Един» [последнее слово молитвы «Шма»], пока не отлетела душа его [25].
Значительный всплеск моды на повествования о мучениках произошел в Германии в эпоху крестовых походов. Хронист Соломон бар Симсон описывает самоубийство мучеников в Майнце в 1096 году: