История иудаизма

Возвеличен Бог живой и прославленный;Он сущ, и время не ограничивает Его существования.

Он един, и никто другой так не един;Он скрыт, и нет предела единству Его…

В конце дней Он пошлет нам Машиаха,Чтобы искупить ждущих окончательного спасения Его.

Мертвых воскресит Бог в великой милости Своей;Благословенно навечно прославленное имя Его! [30]

Маймонид писал в основном на еврейско-арабском языке, но «Мишне Тора» написана им (уже в возрасте за сорок) на мишнаитском иврите, а позднее он вместе с раввином из провансальского Люнеля Шмуэлем Ибн-Тибоном перевел на иврит свой «Путеводитель растерянных». Представляется, что со временем он все больше и больше осознавал необходимость писать на иврите, чтобы охватить еврейских читателей христианской Европы, которым арабский язык, даже записанный еврейским письмом, был непонятен. Насколько обширную переписку вел Маймонид, стало ясно, когда в каирской генизе нашли его многочисленные письма. Трудно даже вообразить, когда он успевал писать труды по медицине и руководить беспокойной и далекой от единства еврейской общиной Каира [31].

Исключительное прижизненное влияние Маймонида как лидера общины и законодателя (один из его титулов — «Великий орел» — взят из Книги пророка Иезекииля и подчерчивает его почти царский статус в еврейском сообществе) хоть и придавало дополнительный авторитет его философским трактатам, в то же время делало их уязвимыми для нападок. Еще при жизни Рамбама яростным обвинениям подвергались, как мы уже видели, его ѓалахические труды, а критика его философских взглядов достигла пика только через десятилетия после его смерти. Наиболее непримиримыми были некоторые из провансальских мистиков, возражавшие против вполне определенного постулата Маймонида — о том, что воскреснут (само по себе будущее воскресение и он, и его оппоненты полагали фундаментальным догматом иудаизма) не тела, а души (хотя сам же Маймонид в «Рассуждении о воскресении из мертвых» заявлял, что концепция духовного воскресения вовсе не противоречит возможному возвращению души в тело). Решительному размежеванию между рационалистами и мистиками способствовали пертурбации во внешнем мире, как еврейском, так и христианском. В том же XII веке, когда еврейские мистики критиковали воззрения Маймонида, шла полемика и между христианами — сторонниками Пьера Абеляра и Бернара Клервоского, однако в первом случае успех мистиков был отчасти обусловлен и внешними обстоятельствами: видя уничтожение крестоносцами рейнских общин и Реконкисту в Испании, евреи испытывали ужас от мысли о бессилии рациональной религии [32].

Самым ранним критиком Маймонида был Меир бен Тодрос ѓа-Леви Абулафия, родившийся в Кастилии и учивший в Толедо. Он рассуждал, что если телесного воскресения не будет, «зачем люди телом стояли на страже Бога, во тьме ли они ходили ради Господа их? Если тела не воскресают, в чем их надежда и где ее искать?». Оппоненты Маймонида отвергали все попытки рационального объяснения чудес, на что его сторонники отвечали все более отвлеченными аллегориями, черпая подходящий материал в историях о чудесах, в изобилии встречающихся в Талмуде. Противникам Маймонида из Испании и Прованса пришли на помощь раввины Северной Франции, обладавшие беспримерными познаниями в ѓалахе и при этом не запятнавшие себя знакомством с текстами Аристотеля. Их поддержка была тем активнее, что они питали отвращение к роскошному образу жизни философски образованных евреев исламской Испании: хотя занятия философией не всегда подразумевают гедонизм, обнищавшим евреям Северной Европы должно было казаться именно так. Наличие подобных предрассудков смог признать в XIII веке лишь один выдающийся испанский раввин, обладавший достаточным авторитетом, чтобы усадить противников за стол переговоров. Это был Моше бен Нахман, известный также как Нахманид или Рамбан [33].