История христианской церкви в XIX веке. Том 1. Инославный христианский Запад

В своем сочинении о «будущности науки^"

он пришел к печальному убеждению, что наука не в состоянии дать решительного ответа ни на один из тех вечных вопросов, которыми волнуется душа человеческая, что разум, этот идол, которому служит наше время, есть в действительности сила не созидающая, а разрушающая, и так называемая религия разума есть лишь одно жалкое пустозвонство. Сказать это для человека, который всю свою жизнь посвятил на поклонение этому идолу, на проповедь религии разума, значило одним ударом разбить все свое многолетнее построение, значило затоптать то, чему он поклонялся. И Ренан, действительно, в конце концов, разбил свой кумир и в том же сочинении открыто проповедовал, насколько вера и

церковь

важнее и выше разума и науки. К ужасу своих поклонников он к концу жизни стал набожно исполнять обряды римско-католической церкви, и с трогательным умилением относился к простосердечной вере своих земляков. Бывая по временам на своей родине в Бретани, он едва не плакал при виде той цельности религиозно-нравственного бытия, какую находил среди поселян, и неоднократно на прощанье убеждал их с искренним пафосом – хранить в неприкосновенности эту святую, простосердечную веру. Сам, потеряв это сокровище, он тем выше ценил его у других. «Я люблю эту простую веру», – восклицает он в одном месте. Поселянин без религии представляет собою безобразного зверя, ибо у него нет тогда признака человечности. Поэтому у меня в обычае: в деревне я хожу к обедне, в городе я смеюсь над теми, кто ходит в церковь. Иногда я готов заплакать, когда подумаю, что своими воззрениями я отделяю себя от великой религиозной семьи, к которой принадлежат все те, кого я люблю, и когда представляю себе, что лучшие души в мире считают меня безбожником, злым, проклятым, да и должны считать меня таковым, ибо к тому побуждает их вера. Но самое ужасное, когда женщина и дитя начнут просить: «Во имя неба, веруй же как мы веруем, иначе ты будешь проклят и чтобы не уверовать с ними, – заключает он, – надо быть или очень ученым, или очень злым». В действительности Ренан не был ни очень ученым, ни очень злым, но был несчастною жертвою внутреннего разлада, с которым и сошел в могилу.