Наполеон и сам готовился к отъезду, дабы поддержать попытку возобновления переговоров своим мечом. Коленкур отбыл к французским аванпостам 5 января. Он направился в Люневиль, место, прославленное договором, заключенным во времена более счастливые, и, подъезжая к Вогезам, встретил стремительно отступавшие французские армии, впереди которых спасались бегством чиновники. Он слышал речи солдат и населения, видел обнищание офицеров, дезертирство новобранцев и осмелевших роялистов, говоривших о мире, законности и даже свободе. Превосходный гражданин и храбрый военный, Коленкур с сокрушенным сердцем смотрел на захваченные провинции и обращенных в бегство солдат. С гражданской скорбью соединялась в нем скорбь отцовская, ибо с фортуной Наполеона была связана и его собственная фортуна, то есть фортуна его детей, и он был глубоко опечален нависшей над императорским троном опасностью. Он поспешил написать Наполеону, описав всё, что видел, в особенности подавленность некоторых военачальников, сохранявших верность, но совершенно обескураженных, и умолял императора прислать более приемлемые условия мира. В то же время он написал Меттерниху, что удивлен его молчанием, трудно объяснимым в связи с сообщением Сент-Эньяна, что надеется получить от него ответ и ожидает его на аванпостах, в готовности отправиться туда, где будет угодно вести переговоры.
Дойдя через Вреде до Меттерниха, запрос Коленкура поставил министра в весьма затруднительное положение, ибо отказ от переговоров после проявленных им мирных инициатив стал бы проявлением непоследовательности, шокирующей и даже опасной: ведь обе стороны стремились завоевать общественное мнение в Европе и в самой Франции. Меттерних и император Франц по-прежнему склонялись к переговорам, правда, с чуть б\льшими притязаниями относительно Италии, но воображение остальных союзников, после того как по желанию Англии и под давлением германских страстей военные действия решили продолжать, снова воспламенилось. Неожиданная легкость, с которой удалось проникнуть в Швейцарию и во Францию, убедила их, что остается только двигаться вперед, чтобы завершить войну сообразно самым смелым пожеланиям, и если послушать их, можно было решить, что им не следует опасаться иного врага, кроме собственных разногласий. Правда, разногласия эти были велики. Австрия не хотела, чтобы датчан приносили в жертву Бернадотту, а короля Саксонии – Пруссии, Александр желал в точности обратного. Тирольцы хотели тотчас перейти под скипетр Австрии, а Бавария требовала предварительного возмещения. Англия думала только об основании монархии Оранского дома, чтобы закрыть Франции дорогу к Шельде, а Австрия, прежде чем согласиться с ее притязаниями, желала, чтобы Англия обещала ей свое влияние против России. Среди этих споров трудно было принять решение о чем бы то ни было, тем более решение о приостановлении военных операций.
Между тем стало известно об обстоятельстве, весьма счастливом для коалиции: о скором прибытии самого лорда Каслри, не побоявшегося покинуть министерство иностранных дел, чтобы представлять Англию при монархах-союзниках. До сих пор Англию в коалиции представляли лорд Каткарт, храбрый военный и слабый дипломат, и лорд Абердин, мудрый человек, которому ставили в упрек чрезмерное миролюбие. Однако недостаточно было иметь простых послов, каковы бы ни были их заслуги, в совете государей, где все державы были представлены императорами, королями или премьер-министрами. И Сент-Джеймский кабинет решил послать на передвижной конгресс коалиции самого выдающегося из своих членов, лорда Каслри, дабы умерить страсти, поддержать согласие, выдвинуть на первый план пожелания Англии и, добившись их удовлетворения, по всем другим вопросам выступать за умеренные решения. Отбыв из Лондона в конце декабря и остановившись на некоторое время в Голландии для совета с принцем Оранским, он собирался появиться во Фрайбурге во второй половине января. Никто не захотел бы принимать решения или давать ответы без него.
Ожидание лорда Каслри и доставило Меттерниху средство ответить французскому переговорщику. Он передал Коленкуру, что, поскольку Англия решила прислать в лагерь союзников министра иностранных дел, необходимо дождаться его прибытия, прежде чем установить место, цель и направление новых переговоров.
Коленкур передал его ответ Наполеону и стал ждать на аванпостах, остерегаясь привлекать публичное внимание к своей особе, дабы не усугублять унизительность своего положения.