История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1

Заключенные письменно условия были переданы князю Шварценбергу. Но Мармону недостаточно было соблазниться самому, требовалось еще соблазнить и других, привлечь на свою сторону дивизионных генералов, помещенных под его начало, ибо без их содействия трудно было заставить войска совершить условленное движение. Впрочем, вовлечь генералов было не слишком трудно. Они ничего или почти ничего не знали об общем положении; не знали, можно ли вырвать Францию из рук коалиции посредством последнего сражения. Они думали так же, как думали тогда все, – что Наполеон, погубив уже большинство из них, готов погубить ради своего упрямства и последних выживших. Мармон сказал им, что Наполеон, наделав множество ошибок и допустив союзников в Париж, теперь хочет совершить неслыханное безумство и атаковать их прямо в Париже, силами пятидесяти тысяч против двухсот тысяч, рискуя погубить оставшихся у него солдат и похоронить их под руинами Парижа и Франции. Можно было, конечно, представить положение и так. Что же ответили Мармону генералы, к которым он обратился? Они ответили, что нельзя ввязываться с Наполеоном в эту ужасную авантюру, что они должны сами положить предел несчастьям Франции и готовы последовать за Мармоном на Версаль, как только получат от него приказ. Фактический переход на сторону противника стал для них лишь законным и насущно необходимым способом отречения от безумца.

Вот в этих узах и запутался Мармон, когда маршалы прибыли на Эсон. Поначалу он не решился объясниться и отказался идти с ними в Париж под каким-то пустым предлогом. Между тем, поскольку душа его была неспособна ни задумать предательство, ни нести его бремя, он в конце концов признался во всем Макдональду и Коленкуру, приукрасив свое поведение и мотивировав его всеми доводами, какие мог представить и какие весьма походили, следует сказать, на те, что подвигли и самих маршалов требовать от Наполеона отречения. Пылко осудив поступок Мармона, Макдональд постарался убедить его, что он может исправить ошибку, если потребует у Шварценберга вернуть ему его обязательство, сославшись на условное отречение Наполеона, каковая жертва обязывала их всех энергично отстаивать права его сына. Затем ему следовало отправиться в Париж защищать дело короля Римского перед государями. Мармону, ничего не возразившему на доводы Макдональда, казалось, всё же претило входить в подобное противоречие с самим собой, и он остался погруженным в сомнения. Сначала он было выказал готовность бежать в Фонтенбло и просить Наполеона о снисхождении, признав перед ним свою вину, но из страха или из смущения не последовал верному порыву и вернулся к совету Макдональда – забрать свое обязательство у князя Шварценберга и идти в Париж защищать вместе с маршалами дело короля Римского, приостановив все движения армейского корпуса до своего возвращения.

Мармон вновь вызвал к себе своих генералов, рассказал им о новом положении дел, объявил об условном отречении Наполеона и намерениях завязать на этой основе переговоры и договорился с ними приостановить все движения до получения от него новых приказов. Затем он присоединился к Коленкуру и маршалам и, по получении разрешения пересечь аванпосты, последовал с ними в Пети-Бур. Однако, прибыв на место, он не захотел входить одновременно с другими маршалами под тем предлогом, что ему нужно объясниться со Шварценбергом наедине.

Коленкуру и маршалам, попав в замок, пришлось вступать в пререкания сначала со Шварценбергом, который невозмутимо поддерживал холодную политику австрийского правительства, а затем с кронпринцем Вюртембергским, говорившим о Наполеоне и Франции в весьма горьких выражениях. Во время этих неприятных бесед и было получено испрошенное разрешение отправляться в Париж. Полномочные представители Наполеона отбыли и на выходе обнаружили маршала Мармона, их ожидавшего и добившегося, по его словам, от князя Шварценберга возвращения своего обязательства. Несмотря на его утверждение, всё заставляет верить, что князь возвратил ему обязательство лишь на время переговоров, успех которых в его глазах был невозможен, и при условии исполнения обязательства, если переговоры будут прерваны. Это доказывается тем, что соглашение с Мармоном было немедленно предано огласке.