Наполеон, по его мнению, обо всем узнал: не только о тайном соглашении Мармона со Шварценбергом, но и о том, что к маршалу примкнули дивизионные генералы 6-го корпуса. И теперь император вызывает их в Фонтенбло, чтобы арестовать и, быть может, даже расстрелять. Суам был революционным генералом, превосходным солдатом, старым другом Моро, сохранившим к Наполеону глухую неприязнь всех генералов Рейнской армии, республиканцем в душе и вполне привычным к революционным методам, чтобы с легкостью поверить, что Наполеон способен на насильственные акты подобного рода. Он тотчас собрал своих соратников, сказал им, что Наполеон, очевидно, осведомлен о происшедшем и вызывает их к себе, чтобы расстрелять, и что он, Суам, не расположен принимать подобный конец спокойно. Генералы держались того же мнения и согласились на предложение Суама выполнить соглашение, заключенное со Шварценбергом, не дожидаясь возвращения Мармона: переправиться через Эсон и перейти на сторону временного правительства.
Они немедленно предупредили князя Шварценберга и его заместителей о своем скором выдвижении и, опасаясь натолкнуться на сильное сопротивление со стороны войск, приказали всем полковым офицерам, от полковников до младших лейтенантов, выдвигаться вместе с солдатами. Приказ был отдан из страха, что офицеры соберутся для беседы, обменяются размышлениями, а возможно и сомнениями, и поднимут мятеж против командиров, разгадав их предательство.
Приняв эти меры предосторожности, генералы перевели 6-й корпус через Эсон около четырех часов утра 5 апреля, в то самое время, когда маршалы совещались на улице Сен-Флорантен, и в полной тишине выдвинулись к неприятельским аванпостам. Войска повиновались, не ведая о том,
Так перешел на сторону неприятеля 6-й корпус, за исключением одной дивизии, дивизии генерала Люкота, который отказался выполнять приказ, показавшийся ему подозрительным. Линия Эсона оказалась оголенной, а 6-й корпус, столь необходимый Наполеону для осуществления его планов, был полностью потерян.
Тем временем послание от императора России возвестило представителям Наполеона, что их ждут на улице Сен-Флорантен.
Александр, в окружении короля Пруссии и послов коалиции, принял маршалов, представленных Коленкуром, столь же дружелюбно, что и накануне. Он еще раз повторил все уже излагавшиеся доводы против оставления Наполеона на французском троне, но гораздо менее твердо привел доводы против регентства Марии Луизы, высказавшись на эту тему без категоричности и даже оставив возможность продолжения дискуссии.
Таковая и в самом деле возобновилась; маршалы с необычайной пылкостью повторили то, что уже говорили против возвращения Бурбонов и дошли почти до угрозы, упомянув об оставшихся у Наполеона силах и о преданности, которую он найдет с их стороны для защиты прав короля Римского. Александр в видимом замешательстве смотрел то на собеседников, то на союзников, будто раздумывая о другом решении, нежели то, что ему было поручено официально огласить, когда вдруг вошел адъютант и шепотом обратился к нему по-русски. Коленкур, немного понимавший этот язык, догадался, что царю сообщили об отходе 6-го корпуса. «Весь корпус?» – переспросил царь, не расслышав. – «Да, весь», – отвечал адъютант.
Александр вернулся к беседе с переговорщиками, но был рассеян и будто едва слышал то, что ему говорили. Затем он ненадолго удалился, чтобы наедине переговорить с союзниками, но вскоре возвратился и теперь вел себя твердо, говорил решительно и объявил, что следует отказаться и от Наполеона, и от Марии Луизы. Франции и Европе подходят только Бурбоны; армия, от имени которой здесь говорят, уже разделилась, ибо он только что узнал о переходе под знамена временного правительства целого корпуса, и вся армия, несомненно, последует его верному примеру и тем самым окажет Франции услугу. Слава и интересы армии будут тщательно соблюдены, а призванные на трон принцы будут опираться на нее. Наполеону же надлежит довериться лояльности государей-союзников: с ним и c его семьей обойдутся приличествующим его прошлому величию образом.