Едва ассамблея заслушала отречение Наполеона, как предложения посыпались одно за другим. Люди, которые не хотели императорской династии из роялизма (число их было весьма ограничено) или из любви к свободе и миру, предлагали прежде всего принять отречение, дабы сделать его бесповоротным, ибо договор является окончательным только при взаимном согласии, затем поблагодарить Наполеона за его жертву, а потом провозгласить себя национальным собранием, овладеть всеми властными полномочиями, отправить переговорщиков в лагерь союзников и, наконец, назначить комиссию, призванную выполнять функции исполнительной власти.
Эти предложения поддержали многие представители, и, в частности, Мург, который пошел дальше других. Он потребовал добавить к этим мерам назначение Лафайета главнокомандующим Национальной гвардии, а маршала Макдональда – главнокомандующим армии. Как мы помним, Макдональд, проводив Людовика XVIII до границы, отказался служить Наполеону. В ответ на последние предложения, цель которых была слишком прозрачна, другой представитель, Гарро, потребовал зачитать статью 67
«Полагаю, что меня поняли», – добавил автор цитаты. «Да, да!» – немедленно отвечали голоса, и все потребовали повестки дня. Реньо де Сен-Жан д’Анжели устремился к трибуне, чтобы утвердить повестку. Прежде всего он спросил, что станется с палатой пэров, если палата представителей объявит себя национальным собранием, и что станется с конституцией, если обе палаты сольются в одну. Он дал почувствовать преимущество сохранения действующей конституции, которая нуждалась лишь в небольших поправках, дабы сделаться совершенной, в которой уже указан монарх, что пресекает всякую конкуренцию, и к которой следует лишь добавить переходную меру для кратковременной замены отсутствующего и несовершеннолетнего монарха. Не решившись, однако, предложить совет регентства, который слишком определенно решал бы вопрос династии, Реньо взял из отвергнутых предложений идею назначения исполнительной комиссии из пяти членов: трех от палаты представителей и двух от палаты пэров. Наконец, он воззвал к чувствам великодушия, достоинства и признательности ассамблеи по отношению к Наполеону. «Он человек, которого вы называли великим и которого потомство будет судить справедливее, чем мы! – сказал Реньо. – Еще недавно вы вновь сделали его вашим вождем, не прошло и четырех недель, как вы присягали ему на верность! Он потерпел поражение, что редко случалось в его военной карьере;
вы потребовали от него отречения, и он поспешил дать его с великодушием, которому я был свидетелем, ибо именно я вчера первым осмелился заговорить с ним об этом. Наполеон отрекся, но в пользу сына. Неужели вы отплатите за его великодушную самоотверженность тем, что не примете сына? Неужели вы сделаете столь желанный акт отречения недействительным, отказавшись выполнить его главное условие? И потому я выношу на повестку дня предложения, не отменяющие ни конституцию, ни права Наполеона II, а кроме того, требую решения вопроса об отправке депутации к тому, кто несколько часов назад был вашим императором, чтобы поблагодарить его за благородную жертву, принесенную им в интересах страны».