Посланники, очевидно, соблазнились несколько легкомысленными речами прусских офицеров, проникнутых революционными чувствами. Вряд ли они выразились бы в отношении Бурбонов подобным образом, если бы вели официальные переговоры. Тем не менее донесение вызвало в исполнительной комиссии досадную перемену мнений. Три члена комиссии, сдавшиеся было перед необходимостью принять Бурбонов, теперь, когда эта необходимость сделалась неочевидной, посчитали, что лучше не спешить и не выказывать готовности идти на жертву, которая не кажется неизбежной. Будь Фуше более проницателен, он бы понял, что переговорщики обманулись, легкомысленно приняв слова прусских офицеров всерьез, и поэтому не следует терять плоды смелой инициативы маршала Даву. Однако из заблуждения ли, или же из опасения себя скомпрометировать, Фуше согласился не торопиться с вынесением решения. Он отменил данное Камбасересу и Ланжюине поручение подготовить палаты к возвращению Бурбонов и выбрал новых переговорщиков для переговоров о перемирии с неприятельскими военачальниками. Он поручил эту заботу Фложергу, Андреосси, Буасси д’Англа, Валенсу и Ла Бенардьеру и предписал им действовать в соответствии с тем, что они слышали, и в интересах столицы, которую нужно спасти любой ценой. Кроме того, чтобы уполномочить их для переговоров с британским командующим, Фуше вручил им письмо для Веллингтона. В этом письме, лишенном всякого достоинства и исполненном лести, Фуше говорил, что теперь, когда человек, являвшийся причиной войны, удален, европейские армии, несомненно, остановятся и предоставят Франции возможность выбора правления; что герцог Веллингтон, как славный представитель свободной нации, не захочет, чтобы Франция, страна не менее цивилизованная, чем Англия, была менее свободна, чем она. Этим письмом Фуше почти отдавал Францию на милость английского военачальника, и хотя в действительности так оно и было, он мог бы и воздержаться от письменной констатации этого факта.
Итак, разошлись, так и не приняв выводов Даву, и оставили всё в прежнем неопределенном положении, предоставив неприятелю заботу разрешить его. По выходе с заседания Фуше принял весьма серьезную меру. Поначалу он добросовестно требовал для Наполеона пропусков, дабы обеспечить ему беспрепятственный проезд в Соединенные Штаты, и даже, по настоянию генерала Беккера, разрешил фрегатам не дожидаться прибытия пропусков, что лишало Наполеона всякой причины откладывать отъезд. Но внезапно, после прибытия донесения переговорщиков, Фуше переменил мнение из опасения повредить переговорам и предписал морскому министру не позволять фрегатам сниматься с якоря прежде получения пропусков, хотя и позволил держать их наготове и даже допустить Наполеона на борт. Так он впервые пожертвовал безопасностью Наполеона ради успеха переговоров. Успех переговоров, несомненно, был важен, но честь Франции была важнее; сдать Наполеона неприятелю значило скомпрометировать эту честь, каковому риску и подвергались, удерживая Наполеона в Рошфоре.