История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2

Невозможно удовлетворительно описать умонастроения двора в изгнании, если не добавить, что в то же время воцарилось необычайное расположение к герцогу Отрантскому. Тогда как Талейрану приписывали заслугу верного руководства делами в Вене, Фуше приписывали ту же заслугу в Париже. В Вене вновь сложилась коалиция, победившая Наполеона в Ватерлоо, а в Париже завязалась интрига, которая привела ко второму отречению Наполеона и довершила его падение. Письма Витроля и донесения прочих роялистских агентов единодушно приписывали заслугу интриги Фуше, и пламенные роялисты, благоволившие к нему еще до 20 марта, говорили, что были правы, когда видели в нем человека, способного всё спасти, ибо теперь именно этот человек всё и спас. Умеренные ничего на это не возражали, и все хором славили цареубийцу, предавшего ненавидимого им Наполеона ради нелюбимых Бурбонов, которых Фуше не боялся, ибо с присущим ему самодовольством воображал, что будет направлять их. Видя во Французской революции не здравые и великие идеи, которые следует только отделить от хаоса идей безумных, но настоящий разгул адских стихий, который надлежит подавить, эмигранты испытывали нужду не в просвещенном человеке, способном отделить верные идеи от ложных, а в своего рода инфернальном, пусть и запятнанном королевской кровью, чародее, который сумеет обуздать выпущенные на волю стихии. Таким чародеем и был Фуше. На деле он оставался легкомысленным, самонадеянным и суетливым интриганом, но устроил бы их, даже если бы был злодеем. И так рассуждали порядочные люди! Так недостаток света подводит к злу тех, кто в ужасе отшатнулись бы от него, если бы могли ясно различить.

Однако спокойный Людовик XVIII был чужд волнений, несправедливостей и пристрастности и не считал, что Блака всё погубил, а Талейран и Фуше всё спасли. Своим восстановлением он считал себя обязанным не венским декларациям, не парижским интригам и даже не сражению Ватерлоо, а своему происхождению от Генриха IV и Людовика XIV, однако признавал, с присущим ему здравомыслием, и некоторую заслугу победителя Наполеона в Ватерлоо, высоко ценя его; был признателен ему за благорасположение и готов в известной мере учитывать его мнения. Веллингтон настойчиво советовал королю составить единое правительство, исключить влияние эмигрантов и принцев, предоставить главную власть Талейрану и отстранить Блака, не потому даже, что тот виноват, а потому, что сделался предметом всеобщей ненависти. Людовик XVIII находил советы Веллингтона весьма разумными, но совет исключить Блака ему в высшей степени не нравился. Фаворитизм Людовика XVIII был не более чем привычкой. Он привык видеть Блака рядом с собой, ценил его принципы, прямоту и ум, не знал за ним никакой реальной вины и понимал, что друзья графа д’Артуа преследуют в так называемом фаворите лишь преданного друга короля. Последнее стало для Людовика лишним поводом дорожить Блака и не отказываться добровольно от его услуг.

В то время как государи и их послы уехали с конгресса в армии, Талейран из Вены отправился в Брюссель. Перед отъездом он выказал крайнюю неприязнь к власти и во всеуслышание заявил, что не согласится более быть министром Людовика XVIII, если его не избавят от эмигрантов, в чем получил одобрение членов коалиции, весьма склонных осуждать эмиграцию. Многие из них даже написали в Гент, рекомендуя беречь Талейрана и всецело следовать его советам. В Брюсселе Талейран остановился и, прежде чем перебираться к королю, оговорил условия, на которые все, казалось, согласились: единое правительство, исключение влияния придворных, ободряющие заверения в адрес встревоженных заинтересованных лиц, наказание виновных в мнимом бонапартистском заговоре и тщательное размежевание короля и иностранцев. Что касается последнего предмета, Талейран задумал странную комбинацию, предложив Людовику XVIII с двором покинуть Гент, добраться до Швейцарии и вступить во Францию с востока, в то время как победившие государи вступят в нее с севера. Выдвинув свои условия, Талейран, казалось, хотел дождаться их принятия в Брюсселе.

Таково было положение дел в ту минуту, когда Веллингтон, узнав об отречении Наполеона, поспешил вслед за пруссаками к Парижу. Здравый смысл тотчас подсказал генералу, что делать. Борьба между Людовиком XVIII и Талейраном показалась ему досадной. Он посоветовал Людовику уступить Талейрану по всем пунктам, кроме одного – касательно вступления во Францию через восточную границу. По его мнению, королю следовало возвращаться немедля, дабы положить конец блужданиям умов в Париже и в то же время обнародовать ясную и позитивную декларацию. В ней следовало заявить, что последняя война была делом рук Наполеона, а не Бурбонов, а он намерен снова сделаться посредником между Европой и Францией, дабы примирить их. Необходимо было также ободрить приобретателей государственного имущества;