Военный совет, о котором мы рассказали, вынес решение вечером 1 июля; временное правительство сделало выводы утром 2-го. Мацерони и Тромелен, пустились в путь 2 июля после полудня; первый направился в Гонесс, второй – в Сен-Клу. Мацерони остановили на английских аванпостах и задержали до следующего утра. Тромелену удалось пробраться за прусские аванпосты и встретиться с Блюхером, который выказал необычайное удовлетворение от того, что о нем наконец вспомнили. Успев оценить трудность своего положения на левом берегу Сены, где помощь англичан была маловероятна, прусский генерал только и мечтал о переговорах, дабы решить вопрос самому и отнять у приближавшихся баварцев, австрийцев и русских их долю славы в кампании. Тромелена он встретил любезно, но выразил твердое намерение добиться сдачи Парижа. Блюхер согласился ничего не оговаривать в политическом отношении, дав тем не менее понять, что сделают члены коалиции в столице Франции, завладев ею. Чтобы у Тромелена не оставалось сомнений относительно намерений держав, Блюхер показал ему письмо Нессельроде и Меттерниха от 26 июня, которое Веллингтон показывал пяти французским комиссарам. Письмо было категорическим. Правда, в нем ничего не говорилось о Бурбонах, и после его прочтения еще можно было строить иллюзии и надеяться, что русские и австрийцы дорожат ими меньше, чем англичане. Однако требование вступить в Париж и не признавать существующие власти было бесспорным.
Тромелен покинул Блюхера и вернулся к Фуше, чтобы отчитаться о том, что узнал. От Мацерони вестей не было, ибо он еще не смог добраться до Веллингтона.
Настало время решаться, ибо неприятельские армии показались на обоих берегах Сены. Пруссаки перешли через реку и обосновались на высотах Севра и Мёдона, расположив левый фланг в Сен-Клу, а правый – у речки Бьевр. Англичане навели мост в Аржантёйе и приближались к Сен-Клу, дабы частью своих сил поддержать Блюхера. Основная часть их армии расположилась на равнине Сен-Дени.
Даву завершил вооружение правого берега и разместил в укреплениях тиральеров Национальной гвардии, сборные пункты и часть войск Ватерлоо; остаток этих войск и корпус Вандама он предназначил для левого берега. Императорская гвардия разместилась в резерве на Марсовом поле, располагая несколькими мостами через Сену для быстрого передвижения с одного берега на другой. Артиллерия крупного калибра, установленная на высотах Отёя, была готова обстреливать поверх реки равнину Гренель.
В 4 часа утра 3 июля Даву совершил бросок в Исси, занятый пруссаками, с силой их потеснил и остановился, дабы не начинать серьезных действий прежде получения приказа к сражению. Во всех пунктах войска были готовы, в случае получения неприемлемых требований, биться до последнего. Солдаты громко требовали сражения. Их было 80 тысяч, и они вполне могли одержать победу над 120 тысячами неприятельских солдат, разбросанных на двух берегах Сены. Сердце Даву трепетало от их выкриков, и порой у него возникало искушение начать сражение, чтобы победить или умереть перед столицей. Но он ждал приказа исполнительной комиссии и был не настолько дерзок, чтобы решать участь Франции без воли правительства.
После возвращения генерала Тромелена исполнительная комиссия приняла решение послать к прусским аванпостам трех полномочных представителей: Биньона, замещавшего министра иностранных дел, генерала Гильемино, начальника главного штаба Даву, и Бонди, префекта Сены. Коленкуру поручили подготовить три проекта соглашения для последовательного предложения неприятелю.
Все три проекта одинаково оговаривали неприкосновенность граждан, частной и общественной собственности, памятников искусства и музеев, а также сохранение и уважение действующих властей и различались только способом оккупации Парижа. В первом проекте Париж объявлялся нейтральным, а французская армия удалялась от него на расстояние, равное тому, на котором сочтет нужным держаться от столицы и неприятельская армия. Второй проект допускал вступление неприятеля в Париж, но только после получения известий от переговорщиков, отправленных к государям. (О судьбе этих переговорщиков ничего не было известно, и оставалась надежда, что им удалось добиться уступок от императора Александра.) Наконец, в самом крайнем случае, мы уступали Париж; французская армия удалялась за Луару в сроки, поставленные наиболее выгодным для нее образом, а в Париже службу по поддержанию порядка и повиновению существующим властям продолжала нести Национальная гвардия.
Когда пришлось подписывать условия, руки Карно и Гренье дрожали: сердце их было сокрушено. Не по себе сделалось даже Фуше, во всеобщем несчастье думавшему прежде всего о собственном спасении, а уж потом о спасении страны. Он всё же поставил подпись и предписал переговорщикам ехать за последними инструкциями в штаб-квартиру Даву и покинуть главнокомандующего только после того, как тот окончательно признает невозможность борьбы.