Еще одно германское государство привнесло свое участие в такую политику: это был Ганновер, вновь ставший независимым с 1813 года. Король Англии, некогда бывший курфюрстом Ганновера, не пожелал иметь в Германии титул более низкий, чем государь Вюртемберга, получивший от Наполеона титул короля, и также принял королевское достоинство. На конгрессе интересы Ганновера представлял Мюнстер, категорически выступавший за сохранение Саксонии. Но, как обычно, взгляды ганноверского посла не во всем совпадали с воззрениями британского, который двигался своим курсом, предопределенным интересами Англии и интересами кабинета в парламенте. Однако Ганновер мог оказать Германии важную услугу, заставив принца-регента воздействовать на английских министров, дабы расположить их в отношении Саксонии более благоприятно, и это влияние, как мы увидим позже, могло оказаться полезным.
Гессен, Баден и другие княжества были готовы присоединиться к Баварии, Вюртембергу и Ганноверу и только ждали знака от главных государств. Дабы занять германских государей, сформировали комитет для обсуждения устройства Германии, состоявший из Австрии, Пруссии, Баварии, Вюртемберга и Ганновера. Председательствовать в комитете должна была Бавария: ее хотели вознаградить за исключение из общеевропейского комитета. И теперь этот германский комитет всеми возможными способами выказывал решимость защитить независимость германских государств от прихотей могущественных и амбициозных членов союза.
Наконец, ко всему пылу германцев добавлялся пыл австрийцев, который сдерживали члены правительства, но безудержно выказывали нация, двор и армия. В австрийском Главном штабе испытывали и выражали подлинный гнев по поводу планов Пруссии и России, ибо планы эти были весьма тревожны для Австрии. Австрийские военные заявляли, что послужили европейскому делу не меньше, чем остальные армии коалиции, ибо без них русские и пруссаки, прижатые к Одеру после поражения при Лютцене и Бауцене, были бы вскоре отброшены на Вислу. И теперь они беспокоились, не поставят ли их, в награду за пролитую кровь, в положение худшее, чем при владычестве Наполеона, подпустив к Богемским горам справа русских, а слева пруссаков, и не сдадут ли общим врагам ущелья, важность которых доказана Фридрихом Великим и Наполеоном. Хотя австрийские генералы и не хотели войны, они без колебаний заявляли, что готовы к ней, и лучше воевать теперь, чем позднее, дабы помешать двойной узурпации.
Тем самым, позволяя этим чувствам бродить и даже их не подогревая, Франция могла быть уверена, что вскоре сыграет большую и решающую роль. Однако два человека, призванные распутать запутанные нити европейской политики, лорд Каслри и Меттерних, хотели развязать этот гордиев узел, не прибегая к мечу, ибо мечом мог быть только меч Франции, а призывать в Германию французские армии казалось им делом бессмысленным и опасным. К тому же, согласные в цели, они не соглашались относительно средств. Меттерних не хотел уступать ни Пруссии, ни России, продолжая оказывать сопротивление с необычайной терпеливостью, дабы избежать разрыва. Лорд Каслри, напротив, хотел удовлетворить Пруссию, привлечь ее на свою сторону и использовать против России, что приводило его к оставлению Саксонии ради спасения Польши. Такое расположение лорда Каслри происходило от его понимания британских интересов, которое нуждается в объяснении, чтобы быть правильно воспринятым.
Континентальная блокада вызывала у англичан такой ужас, что они беспрестанно дрожали при мысли о ее возможном возобновлении, если не руками Наполеона, то руками Бурбонов. Такие воззрения были не более разумны, чем любые другие, вызванные страхом. Озабоченные этими опасениями, англичане вверили северное побережье Оранскому дому и припасли ему в союзники Ганновер, который предполагали усилить, и саму Пруссию, которой буквально навязали рейнские провинции, чтобы обязательно сделать ее врагом Франции. Опасаясь, что недостаточно привлекли Пруссию, англичане готовы были отдать ей даже Саксонию. Не надеясь, однако, заставить парламент вынести и оставление Польши, они были полны решимости противодействовать России, хотели ради этого разделить Польшу с пруссаками, уступив им Саксонию, и изолировать Россию настолько, чтобы ей пришлось выпустить добычу из рук.