Читаем История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2 полностью

Тем временем мелкие германские государи продолжали сопротивляться. В комитете, где занимались выработкой устройства федерации, они противостояли всем комбинациям Пруссии и Австрии, стремившихся к господству в ней. Старый титул германского императора, который столь долго носили австрийские монархи и от которого Франц II отрекся в 1806 году, когда Наполеон создал Рейнский союз, восстановлению не подлежал. Конечно, Австрия его приняла бы, если бы его сделали наследственным, но она не желала досадной зависимости от выборов, ибо они означали, что однажды императорская корона может перекочевать на прусскую голову. Последней причины было довольно, чтобы Австрия отвергла подобное предложение. Поскольку императорский титул упразднялся, нужны были государства-правители, управлявшие поочередно, как в Швейцарии, и Пруссия соглашалась на такое устройство при условии чередования с одной Австрией. Австрия была к этому не расположена, но в любом случае Бавария, Ганновер и Вюртемберг объявили, что примут чередование только при условии, что оно будет касаться всех, а не только двух главных держав. Стали готовить подходившее всем решение о простом председательстве в сейме (как образе бывшей императорской власти), которым навеки наделялась Австрия. Решение доставляло величие титула и обеспечивало длительность, но являло собой серьезное неудобство, оставляя нерешенным важный вопрос о военном командовании.

Не менее важным вопросом был способ сообщения союзных государств между собой и природа их отношений с европейскими державами. До сих пор союзные государства, хоть и связанные федеративными отношениями, пользовались суверенной независимостью, то есть сохраняли право на представительство и войну, могли иметь послов при всех дворах, обладать и располагать армиями. Это двойное право нередко приводило их к заключению союзов, противных если не самой конфедерации, то по крайней мере двум главным ее державам, и если из него проистекало порой вмешательство иностранных держав, из него же проистекало и спасение общей независимости. Пруссия категорически требовала, чтобы конфедератам было отказано в праве миссий и войны. Она одна придерживалась такого мнения и столкнулась с единодушным сопротивлением в комитете. К тому же королевства Баварии, Вюртемберга и Ганновера почти при каждом случае объявляли, что выскажут мнения по спорным пунктам только после того, как будет полностью решена участь Саксонии, и даже грозили подписать общегерманский протест против планов в отношении Саксонии, приписываемых некоторым державам. В результате комитет решил более не собираться, пока не будет решен этот главный вопрос.

До 1 ноября не пришлось бы потерять много времени, ибо отсрочка конгресса была подписана и обнародована только 8 октября. Возникали опасения, что к назначенному сроку не будут достигнуты никакие договоренности. Бавария, самая активная и самая значительная держава второго порядка, выказывала решимость ради защиты Саксонии прибегнуть к оружию. Она набрала армию и довела ее численность до 75 тысяч человек, подбадривала Меттерниха, обещая предоставить по 25 тысяч солдат на каждую сотню тысяч австрийцев. От Меттерниха она шла к Талейрану, которого не было нужды подбадривать, и просила его не ограничиваться словами и переходить к действенным угрозам: заявить, например, о намерении короля Франции применить в случае необходимости силу. Талейран отвечал, что Франция готова, но не может сама брать на себя работу держав, заинтересованных в данном вопросе; что они должны объясниться, выразить хотя бы желание, и поддержка Франции будет обеспечена им по первому зову; но к французской миссии едва соизволяют обращаться, ее держат вдали от переговоров, и она не может навязывать свою помощь, если таковой не желают.

Бавария поспешила повторить эти слова Меттерниху, но тот отказался действовать быстро. В качестве извинения своей медлительности он сослался на странную тактику Англии, ради спасения Польши начинавшей с жертвы Саксонией, и на намерения Франции, по-прежнему подозреваемой им в притязаниях, что было довольно странно, ибо Франция была в ту минуту единственной державой, которая не выказывала никаких притязаний. Меттерних добавил, что слишком опасно самим звать французские армии в Германию, где они совсем недавно были завоевателями, обременительными и ненавистными; к тому же этих армий уже нет, по крайней мере для Бурбонов, которые неспособны привлечь их под свои знамена и руководить ими; а Франция много говорит, но не может и не хочет действовать, и говорит только для того, чтобы всё запутать, посеять раздор и вернуть себе прежнее положение. Князь Вреде незамедлительно передал эти слова французской миссии, что было своего рода вызовом и предложением объясниться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену