История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I

Прибыв в Брюнн 20 ноября, Наполеон устроил в нем свою штаб-квартиру. Генерал Дьюлаи, на сей раз в сопровождении графа Штадиона, вновь посетил французского императора и говорил о мире более серьезно, чем во время предыдущих миссий. Наполеон выразил желание поскорее окончить войну и вернуться во Францию, но не оставил собеседников в неведении относительно условий, на которых он согласился бы это сделать. Он уже не допустит, сказал он, чтобы Италия, разделенная между Францией и Австрией, продолжала оставаться предметом их раздоров. Он желал ее всю целиком до Изонцо, то есть требовал для себя Венецианское государство, единственную еще не покоренную им часть Италии. Он не объяснил, чего требует для своих союзников, курфюрстов Баварского, Вюртембергского и Баденского, но в общих словах заявил, что следует упрочить их положение в Германии и положить конец всем нерешенным рецессия 1803 года вопросам между ними и императором. Наполеон дал понять Штадиону и Дьюлаи, что, будучи всецело поглощен военными заботами, он не желает держать при себе переговорщиков, которые по сути являются военными шпионами, присланными для наблюдения за его передвижениями. Он побудил их отправиться в Вену к недавно прибывшему туда Талейрану.

В ходе совещаний Наполеона с австрийцами один из них, не сдержавшись, обронил слова, из которых со всей очевидностью следовало, что Пруссия связана договором с Россией и Австрией. Наполеону сообщали нечто подобное из Берлина, но не столь определенно, как он только что услышал. Это открытие навело его на новые размышления и еще более расположило к миру, вовсе не склонив, однако, к отказу от основных притязаний. Он не собирался преследовать русских за пределами Моравии, то есть в Польше, ибо это подвергало его риску быть отрезанным эрцгерцогами от Вены. Вследствие чего он решил ждать прибытия Гаугвица и дальнейшего развития военных планов русских. Он был равно готов начать переговоры, если предложенные условия окажутся приемлемыми, или разрубить гордиев узел коалиции в великом сражении, если неприятель предоставит ему благоприятный случай. Так Наполеон провел несколько дней, самым тщательным образом изучая со своими генералами местность, в которой они оказались и на которой им предстояло, как говорило ему тайное предчувствие, дать решающее сражение. В то же время он давал отдых войскам, сраженным усталостью, страдающим от холода, а порой и от голода, и проделавшим за три месяца путь почти в пять сотен лье.

Императоры России и Германии, соединившись в Оломоуце, в свою очередь использовали время на обдумывание предстоящих действий. Кутузов привел из отступления, в ходе которого терпел одни арьергардные поражения, лишь 30 с небольшим тысяч человек, уже привыкших сражаться, но порядком измученных. Он потерял убитыми, ранеными, искалеченными и взятыми в плен 12–15 тысяч. Александр привел с корпусом Буксгевдена и императорской гвардией 40 тысяч, что составляло в целом 75 тысяч русских. Пятнадцать тысяч австрийцев, собранные из остатков корпусов Кинмайера и Мерфельда и одной прекрасной кавалерийской дивизии, дополняли австро-русскую армию под Оломоуцем, доводя ее общую численность до 90 тысяч человек.

Русские, по-прежнему весьма презрительно относившиеся к своим союзникам австрийцам, солдат которых они обвиняли в трусости, а офицеров в неспособности, продолжали производить чудовищные опустошения в стране. Восточные провинции австрийской монархии охватывал голод. В Оломоуце недоставало самого необходимого, и русские добывали себе пропитание не с ловкостью французских солдат, – умелых и редко проявлявших жестокость мародеров, а с грубостью дикой орды. Они разграбляли деревни во всей округе и полностью опустошали оккупированную ими местность. Дисциплина, обыкновенно столь суровая, явно начинала хромать, и они выказывали откровенное недовольство своим императором.