История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I

Генерал Савари отбыл без промедления и представился аванпостам парламентером. Ожидая аудиенции Александра, он мог судить о настроениях молодых московских дворян, их безумном ослеплении и желании дать великое сражение. Они притязали ни на что иное, как разбить французов и препроводить их к границам Франции. Савари хладнокровно выслушал их речи, проник к императору, передал ему слова своего государя, нашел его мягким и любезным, но уклончивым и неспособным оценить свои шансы в войне. В ответ на заверения в миролюбивом расположении Наполеона Александр осведомился, на каких условиях возможен мир. Генерал Савари не мог отвечать и предложил Александру послать одного из его адъютантов во французскую штаб-квартиру для беседы с Наполеоном. Александр дал ему в сопровождающие самого Долгорукова. Он отбыл с Савари и был представлен Наполеону в минуту, когда тот, закончив объезд аванпостов, не имел ни в костюме, ни в окружении своем ничего величественного для заурядного ума. Наполеон выслушал молодого человека, лишенного такта и чувства меры, который, набравшись тут и там кое-каких идей русской политики, выразил их не к месту и не к случаю. Если Франция хочет мира, заявил он, ей придется оставить Италию, а если она продолжит войну и проиграет, ей придется отдать Бельгию, Савойю, Пьемонт, чтобы вокруг нее могли устроить защитный барьер. Эти весьма неловко изложенные идеи показались Наполеону категорическим требованием тотчас отдать Бельгию, уступленную Франции договорами, и привели в глубокое раздражение, которое он, однако, сдержал, не пожелав ронять достоинства перед подобным переговорщиком. Он выпроводил князя Долгорукова, обещав решить разногласия между империями не на дипломатических совещаниях, а в другом месте.

После инцидента в Вишау Наполеон отвел свою армию назад, на позицию, выбранную для битвы. В его движениях замечалась некоторая неуверенность, столь несвойственная ему. Это обстоятельство, в соединении с демаршем генерала Савари, еще более возбудило слабые умы, преобладавшие в русской штаб-квартире.

У французских солдат хватало ума понять, что предстоит иметь дело с русскими, и они испытывали чрезвычайную радость. Обе стороны готовились к решающему сражению.

Моравские горы, расположенные между горами Богемии и Венгрии постепенно снижаются к Дунаю, где Моравия переходит в широкую равнину. В окрестностях Брюнна, столицы провинции, горы уже не выше холмов и покрыты темными елями. Протекающие здесь речушки, по слабости течения образуя множество заводей, впадают многочисленными притоками в Мораву (Марх), а через Мораву в Дунай.

Большая Моравская дорога, ведущая из Вены в Брюнн, восходит прямо к северу, а из Брюнна внезапно под прямым углом поворачивает на восток в Оломоуц. Этот угол и заключает указанную позицию. Она начинается слева, у дороги в Оломоуц, на ощетинившихся елями высотах; продолжается вправо по косой линии к Венской дороге, и затем, постепенно снижаясь, оканчивается у прудов, весьма глубоких в зимнее время. Вдоль этой позиции протекает ручей, не имеющий известного в географии названия, но местными жителями называемый Гольдбахом. Он пересекает деревни Гиршковиц, Пунтовиц, Кобельниц, Сокольниц и Тельниц, протекая местами по болотистым низинам, а местами по желобам, и впадает в вышеупомянутые пруды, которые называют Сачанским и Меницким прудами.

Соединив все силы на этом участке и опираясь, с одной стороны, на лесистые холмы Моравии и на округлое возвышение, которое солдаты Египетской армии тотчас прозвали Сантоном[15], а с другой – на Сачанский и Меницкий пруды, прикрывая левым флангом дорогу на Оломоуц, а правым – дорогу на Вену, Наполеон мог с преимуществом принять оборонительное сражение. Однако он не хотел ограничиваться обороной, ибо привык стремиться к большим результатам. Он разгадал долго составлявшиеся планы генерала Вейротера. Австро-русские силы, не имея ни шанса отобрать его опорный пункт, находившийся слева на высоких лесистых холмах, намеревались обойти его правый фланг, несколько не достигавший прудов, и перерезать ему дорогу на Вену. Тут было чем соблазниться, ибо после потери этой дороги Наполеону пришлось бы отступить в Богемию, а остальным его силам, оставшимся у Вены, – разрозненно отходить по долине Дуная. Так, расчлененная французская армия обрекалась на эксцентрическое отступление, опасное, и даже гибельное, если бы встретила на своем пути пруссаков.