История Консульства и Империи. Том II. Книга 2

В армии образовались три партии: партия офицеров, только из преданности долгу и Наполеону не желавших поддаваться вступлению во владение монархией, которого бы он не одобрил, партия бывших республиканцев, вернувшихся к прежним идеалам из-за недовольства императорской политикой, и небольшая партия более дерзких недовольных. Последних вовсе не беспокоило неповиновение Императору Французов, и они ничуть не сожалели о Республике, но, не признаваясь, возможно, самим себе, были подлинными роялистами, считавшими и Республику, и Консульство, и саму Империю чередой ужасных конвульсий, которые должны плохо кончиться. Речи бывших роялистов слышались уже из уст некоторых офицеров. Примечательно, что эту немногочисленную, но начинавшую заявлять о себе партию армии в Испании, где страдания были чудовищны, а цель, ради которой их выносили, ощущалась яснее, составляли бывшие республиканцы Рейнской армии, питавшие отвращение к кампаниям, целью которых было уже не величие страны, а величие единственной семьи. Слава какое-то время прикрывала пустоту и эгоизм такой политики, но первые неудачи навели на размышления, а размышления привели к отвращению.

Разговоры в армии стали невероятно дерзкими. Только и говорили, что об аресте главнокомандующего, если он даст ход своему циркуляру, о разжаловании и замене его старейшим из генерал-лейтенантов. Понятно, насколько было опасно подобное расшатывание дисциплины посреди вражеской страны и в присутствии английской армии под предводительством искусного полководца. Вскоре оно проявилось во всем. Служба совершалась вяло и небрежно, что привело к плачевным последствиям. Солдаты пристрастились к грабежу. Следовало немедленно отучить их от подобных нравов, но это было совершенно невозможно при состоянии всеобщей разболтанности, в которое впала вся армия. Если солдат пытались призвать к порядку, они жаловались, что ими жертвуют в угоду населению, голоса которого стараются приобрести. Офицеры, сами подававшие им примеры подобных речей, не имели более власти для их подавления, и беспорядок за короткое время получил быстрое и пагубное развитие. Прискорбным его свидетельством не замедлил стать примечательный инцидент, который несколько месяцев спустя привел одного офицера к позорной смерти.

В подобной ситуации, когда невозможно было требовать и добиваться усердного исполнения долга, офицеры нередко оставляли свои посты, и никто их не искал. Один кавалерийский офицер, капитан 18-го драгунского полка, приобретя благосклонность командиров как храбростью, так и услужливостью, был как раз из тех, кто не стеснялся говорить вслух, что столь славное поначалу Консульство, превратившись вскоре в Империю, стало не чем иным, как принесением всех интересов Франции в жертву безмерному честолюбию. Будучи уроженцем роялистского Юга, он преждевременно проникся чувствами, которые вспыхнули в 1815 году, когда Франция, устав от тридцати лет революции, бросилась в объятия Бурбонов. Этот офицер бывал у полковников и генералов, открыто жаловавшихся на главнокомандующего, и, наслушавшись там речей и преувеличив их желания, счел это недовольство заговором, которым можно было тотчас воспользоваться, чтобы добиться уже в 1809 году (трудно поверить!) низложения Наполеона и его империи. И тогда он задумал отправиться на переговоры с Артуром Уэлсли, находившимся в ту минуту в Коимбре.

Знаменитый генерал, победитель при Вимейру, призванный командовать британской армией после смерти генерала Мура, был прислан из Англии с подкреплением в 12 тысяч человек, что довело численность английских сил в этих краях примерно до 30 тысяч. Артур Уэлсли был человеком действия, и он был полон решимости, хоть и в пределах полученных им инструкций, которые предписывали ему ограничиться обороной Португалии и как можно сильнее расшатать господство французов на Иберийском полуострове. Прежде всего он хотел вынудить Сульта оставить Опорто и затем, освободив север Португалии, попытаться расстроить планы короля Жозефа относительно юга Испании. Он расположил свою штаб-квартиру в Коимбре, где возглавлял 20 с небольшим тысяч человек, и направил на Абрантес английскую и португальскую дивизии для наблюдения за французами.