История Консульства и Империи. Том IV. Книга 1

Несчастный Мюрат вернулся в Неаполь в сердечном сокрушении и смятении ума. Из всех принцев, обреченных в ту эпоху столкнуться с утратой их эфемерной королевской власти, Мюрат выглядел самым безутешным. Казалось, этот рожденный вдали от трона солдат, которому должна была служить наградой подлинная военная слава, не мог жить без царствования. После событий последней кампании он никак не мог поверить, что владычество Наполеона, если и удержится во Франции, будет еще простираться за пределами Рейна, Альп и Пиренеев и за этими пределами удастся поддерживать или наказывать союзников. Тем самым, оставшись верным Наполеону, Мюрат подвергался риску не получить его поддержки, а в случае неверности вовсе не подвергался риску быть наказанным. В то время как он видел столько опасностей в верности и так мало в неверности, его смятение усиливали пагубные намеки.

Мюрат продолжал поддерживать сношения с державами коалиции, даже когда находился в лагере Наполеона и столь доблестно за него сражался. Он по-прежнему оставлял в Австрии неаполитанского посла Кариати, ^а

в Неаполе — австрийского посла графа фон Мира. Пользуясь этим двойным средством сообщения, Мет-терних непрестанно пытался поколебать верность неаполитанского двора, ибо понимал, что если Мюрат не расположится справа от принца Евгения, а захватит его

с тыла, Италия будет незамедлительно отнята у французов и приобретена австрийцами. Неудовлетворенный своими усилиями в отношении короля, Меттерних завязал тайные связи с королевой, с которой познакомился в Париже в свою бытность послом во Франции, и попытался заставить ее забыть сестринский долг, возбуждая в ней чувства матери и супруги. Меттерних обещал ей не только оставить Мюрату неаполитанский трон, хоть и без Сицилии, которую Англия желала сохранить для Бурбонов, но и намекал на возможность прекрасного водворения в Италии. Изгнав вслед за французами принца Евгения и принцессу Элизу, отвоевав Пьемонт, сохранив львиную долю австрийцам и вернув в Рим папу, можно было и для Мюрата учредить королевство в Центральной Италии, сделав его первым государем в стране и монархом второго ранга в Европе. Вот какие аргументы использовал Меттерних, с каждым днем добиваясь всё большего успеха. В самом деле, перспектива получить от коалиции, помимо сохранения неаполитанского трона, какую-нибудь корону в Италии, вместо того чтобы подвергаться величайшим опасностям с Наполеоном, даже без уверенности в его поддержке в случае триумфа, увлекла королеву и должна была увлечь несчастного Мюрата. Поначалу Каролина отклоняла намеки австрийцев и пыталась вновь повернуть Мюрата к Наполеону, но с нарастанием опасности и желания сохранить корону детям, она прислушалась к речам Меттерниха и в конце концов стала его главной посредницей при Мюрате.

Вернувшись в свои земли, Мюрат обнаружил двор единодушно толкавшим его на роковой путь, на котором ему суждено было обрести вместо трона пятно на славе и жестокий конец. Рожденный с добрым и щедрым сердцем, наделенный немалым умом и героической храбростью, он не сумел верно рассудить, что если вместе с Францией он рискует быть покинутым победой и Наполеоном, то с коалицией, которая обласкает его, пока будет в нем нуждаться, он будет принесен в жертву старым итальянским монархиям и лишится и трона, и чести. Не обладая ни дальновидностью, чтобы предвидеть подобное будущее, ни твердыми принципами, чтобы предпочесть честь выгоде, он некоторое время метался

между противоположными чувствами и кончил прискорбным отступничеством.

Едва вернувшись в свое королевство, Мюрат вступил в переговоры с австрийской миссией и обсуждал уже только масштабы преимуществ, которые получит. Внезапно перейдя от отчаяния к своего рода опьянению честолюбием, он предавался самым необычайным мечтам и льстил себя надеждой сделаться вскоре королем и героем итальянской нации. Проезжая через Италию, он был поражен повсеместной склонностью итальянцев к независимости и от Австрии, и от Франции. Дворянство, духовенство и народ желали, конечно, возвращения к Австрии, потому что для первых оно означало возврат к прежнему состоянию, а для последнего — избавление от конскрипций. Буржуазия же, увлеченная идеями независимости, говорила, что хорошо было бы ускользнуть от Франции, но не подпасть под власть Австрии; что нет причин переходить от одной к другой и оставаться игрушкой и жертвой иностранных владык; что Австрия должна удовольствоваться тем, что Италия перестанет принадлежать французам, а Франция — тем, что она не будет принадлежать австрийцам.