История Консульства и Империи. Том IV. Книга 1

Более одного раза Фердинанд клялся самым святым, что сдержит слово короля, честного человека и доброго христианина. Вскоре, оживившись еще больше и оставив скрытность, он выказал чрезвычайно страстное стремление освободиться, уехать и царствовать, что, впрочем, было весьма законно, и всеми силами настаивал на том, чтобы приняли его предложение как единственное имеющее шансы на успех.

Между тем инструкции Наполеона были категоричны, и пришлось им подчиниться. Заключили договор, согласно которому Фердинанд VII должен был вернуться в Испанию, как только регентство признает договор и распорядится о его исполнении. Условия были теми самыми, которые мы упомянули: целостность территорий Испании на континенте и в колониях, возвращение испанских крепостей, возвращение французских гарнизонов, отступление испанских и английских войск за Пиренеи, всеобщая амнистия и пенсия Карлу IV. Брак с дочерью Жозефа официально не оговаривался. Фердинанд заявил, что не заключит другого брака, если получит свободу, но добавил, что говорить об этом станет возможно только в Мадриде.

Вышеперечисленные статьи были подписаны 11 декабря; оставалось узнать, кто доставит их в Мадрид от имени Фердинанда. Посланца выбрали заранее, им оказался сам герцог Сан-Карлос. Договорились, что он отправится в Каталонскую армию, соблюдая строжайшее инкогнито, дабы усыпить бдительность англичан; затем постарается прибыть в Мадрид и переместится даже в Кадис, если регентство всё еще находится там, чтобы представить договор и добиться его утверждения. Герцог Сан-Карлос должен был убедить подданных Фердинанда VII думать прежде всего о его освобождении и всё принести в жертву этой основной цели. В то же время он имел категорическое предписание не признавать конституцию, а в случае принуждения признать ее с оговорками, которые позволят впоследствии нарушить обязательства с так называемыми мятежниками.

Герцог Сан-Карлос отбыл из Балансе 13 декабря, сопровождаемый пожеланиями испанских принцев, которые отбросили теперь всякую скрытность и выказывали почти детское нетерпение вновь обрести свободу. Уверившись в намерениях Наполеона, они согласились на встречу с верными служителями, в отношении которых выказали поначалу недоверие: с каноником Эскоикисом, секретарем Маканасом и защитником Сарагосы Палафоксом. В надежде, что последний вызовет у испанцев большее доверие, нежели герцог Сан-Карлос, — ибо его должны были выслушать с религиозным трепетом, если не потеряли всякую память, — Палафокса одновременно отправили с копией договора другими путями.

Мы никого не удивим, если скажем, что Наполеон вел эти переговоры, ничего не сообщив о них брату Жозефу, жившему почти таким же пленником в Мор-фонтене, каким жил Фердинанд VII в Балансе. После возвращения в Париж Наполеон не виделся с братом. Он не хотел, чтобы переговоры с Фердинандом VII, полностью завершенные, стали известны Европе прежде, чем Жозефу. Он поручил.Редереру, который обычно служил посредником, отправиться в Морфонтен и сообщить Жозефу обо всем произошедшем, обязать вновь мирно стать французским принцем, щедро наделенным, заседавшим в совете регентства и служившим Франции, которая была его единственным и последним пристанищем. Получив эти сообщения, Жозеф горько пожаловался на обращение, которому подвергался, и выказал остатки королевских притязаний, которые могли бы вызвать улыбку и у менее насмешливого человека, нежели Наполеон. Он согласился с тем, что совершал военные ошибки, но не такие серьезные, как ему приписывали; заявил о готовности отказаться от испанского трона, но в силу договора и при условии территориального возмещения в Неаполе или в Турине. Жозеф, похоже, вовсе не желал вновь сделаться просто французским принцем, после того как носил одну из величайших корон мира. Он отказался примкнуть к чему бы то ни было, о чем было договорено в Балансе, и остался в Морфонтене, заявив, что испанцы и Наполеон отлично обойдутся без подписи короля Жозефа, чтобы вернуть Фердинанду VII испанский трон.

Период падения семейных тронов был наполнен частыми внутрисемейными волнениями, которые делали жизнь Наполеона, добавляясь ко всем его хлопотам, весьма горькой. Жером, удалявшийся последовательно в Кобленц, Кельн и Экс-ля-Шапель, был печален и несчастен. Он желал приехать в Париж, боясь, как бы Наполеон не забыл о нем при подписании будущего мира, а Наполеон, хоть и любивший Жерома больше остальных братьев, противился этому желанию, ибо ему было мучительно иметь перед глазами низложенных братьев, чье присутствие к тому же столь ощутимо обнаруживало постепенное разорение Французской империи. Но в то время как он просто отказывал Жерому в разрешении приехать в Париж, с Мюратом у него имелись куда более серьезные предметы для спора.