Предложения Мюрата не удивили Наполеона, ожидавшего от людей, которых он возвел на высоты величия, чего угодно, но всё же возмутили его, и не могли не возмутить. Требовать от него достояние Церкви, которым
он уже не располагал, Тоскану, составлявшую удел его сестры, являвшийся французской провинцией Пьемонт и папские провинции, входившие во владения принца Евгения, значило требовать от него обобрать Францию или собственную семью и выпустить из рук ценные предметы залога, способные на будущих переговорах послужить к заключению мира, представив собой компенсацию за Альпы и Рейн. Это значило в некотором роде приставить кинжал к горлу наполовину низложенного шурина, чтобы вырвать у него достояние, которое ему следовало либо оставить семье, либо принести в жертву ради собственного спасения. К тому же Европа никогда бы не согласилась на подобный раздел Италии, и если бы у Мюрата был здравый смысл, он должен был воссоединиться с Евгением, храбро защищать вместе с ним Италию, сохранить для Франции залоги мира и обеспечить таким образом себе и ему троны, которые просуществовали бы ровно столько, сколько продержалась бы между Альпами и Рейном императорская династия.
Обещать что-либо из того, что у него просили, или же высказать при ответе моральное осуждение было бы слабостью или неосторожностью, и Наполеон решил просто хранить молчание. Он предоставил писать Мюра-ту императорской семье, чтобы дать ему почувствовать его неосмотрительность и неблагодарность, а сам продолжал отдавать распоряжения по укреплению Итальянской армии и рекомендовал Евгению быть начеку, предписал сестре Элизе в Тоскане и генералу Миоллису в Риме закрыть все крепости для неаполитанских войск на случай, если Мюрат вторгнется в Центральную Италию под предлогом поддержания дела французов. Мюрат ведь еще не сбросил маску и по-прежнему возвещал, что вскоре доставит помощь французской армии на Эче.
Таковы были многочисленные занятия и жестокие тревоги, в которых Наполеон провел конец ноября и начало декабря. Он по-прежнему надеялся, что будет располагать четырьмя месяцами на подготовку ресурсов, обеспечит себе за эти четыре месяца 300 тысяч человек между Парижем и Рейном, даже сумеет присоединить к ним полностью или частично старые испанские войска
и с этими силами одолеет коалицию, или же, если падет, раздавит и ее своим падением.
Впрочем, оставался еще ресурс переговоров, и Наполеон согласился, наконец, на природные границы Франции на условиях, которые мы уже перечислили. К сожалению, минута, когда нам хотели предоставить природные границы, прошла как молния, как прошла в Праге та минута, когда Франция могла сохранить почти всё величие 1810 года. Коалиция почувствовала свою силу и от мимолетной умеренности перешла к настоящему разгулу страстей. Со всех сторон, подобно буре, начали дуть ветра европейской контрреволюции.
Меттерних, при поддержке военных, уставших от долгой войны и страшившихся новых опасностей, ожидавших их за Рейном, победил гордость Александра, ярость пруссаков и упрямство англичан и убедил собравшихся во Франкфурте союзников сделать предложения, которые и доставил в Париж Сент-Эньян. Однако, едва выйдя из круга государей и дипломатов, эти предложения не преминули вызвать всеобщее неодобрение. Главные действующие лица коалиции были крайнее недовольны этими предложениями и подвергли их горькому порицанию. По их мнению, остановка означала губительную слабость, ибо давала общему врагу время восстановить силы. Уступить ему Францию с Рейном, Альпами и Пиренеями значило предоставить ему средство никогда не оставлять Европу в покое. Следовало отнять у него не только Рейн и Альпы, но и саму Францию, и не допускать для сдерживания французского народа никаких иных вождей, кроме Бурбонов. Следовало, к тому же, восстановить в Европе несправедливо обобранные семьи и само господство права, словом, восстановить старую Европу. Чтобы этого добиться, оставалось сделать только шаг, но сделать его нужно было немедленно, не переводя дух, не останавливаясь ни на день.
К сожалению, в течение ноября, потерянного Наполеоном на двусмысленные переговоры, а не на ясные ответы, письма, приходившие из Франции, донесения тайных агентов и поставляемые друзьями дома Бурбонов сведения подтвердили мнения сторонников войны и выявили истинное положение вещей. Весьма значительное событие,
которое легко было предвидеть, пролило новый свет на положение дел и перевело в партию приверженцев войны Англию. Событие это произошло в Голландии.