В конце смены, когда уже стемнело, я подъехал к кондитерской «Что-нибудь к чаю» и остановился на некотором удалении от входа. Сидел, крепко вцепившись в кожаную обшивку руля, с тоскою смотрел на дверь и окна кондитерской, за которыми всё время что-то происходило, за подсвеченными занавесями двигались тени, там сновала между кухней и шутила с покупателями та, что не выходила из моей головы последние две недели. Та, которую я видел всего ничего, может, и хотел бы забыть, но не мог, благодаря памяти Маккуина. Я закрыл глаза и попытался расслабиться. Получилось так себе: мешал сумбур в мыслях вперемешку с душевными терзаниями и чувством вины. Совершенно неожиданно для себя, я вспомнил, как вчера поступил с Майком. Он заглянул в мою комнату, может, изнывая от безделья, а, может, стремясь развлечь своего приятеля, и предложил прогуляться за пирожными. «Заодно, проведаем твою подругу. Может, на этот раз разведёшь её на чмоки…» Он глупо (как обычно) улыбнулся, но в следующую секунду свалился на пол, разевая рот подобно рыбе. Я врезал Майку поддых почти что рефлекторно, не отдавая себе отчета о том, что делаю. Глупо было злиться на парня — такие шутки были вполне в его манере, да и Маккуин до этого относился к ним снисходительно. Но я, похоже, дошёл до той стадии влюблённости, был настолько взбешён невозможностью видеть Энн, что готов был убить любого, кто позволит заподозрить себя в неуважительном отношении к ней. «Нельзя мне — пускай будет нельзя и другим!» — так думал я тогда. И сейчас, пребывая в депрессии, не собирался менять правил. Майк, когда отдышался, кое-как поднялся на ноги и, коротко глянув на меня, не говоря ни слова, выскочил из комнаты. Самое неприятное было, что взгляд передавал не злобу или ненависть, а упрёк и что-то ещё, сродни тому, как смотрит пёс всю жизнь верой и правдой послуживший хозяину, и дождавшийся, на склоне лет, только пинка под зад в сторону открытой входной двери. Ну да бес с ним, с Майком — может, ещё помиримся…
Сейчас вечер. Я сижу, пытаясь откопать среди вороха песен на айподе Маккуина, хоть что-то пристойно звучащее. Позвонил Бреннан и сказал, что хотел бы завтра с утра обсудить со мною кое-какие вопросы. Говорил о каком-то задании лично для меня. В голове сразу звякнул тревожный звоночек, но поводов отложить встречу со своим непосредственным начальником не нашлось. Я согласился нарочито недовольным тоном, приправив согласие парой крепких словечек в стиле Билла, но Бреннана это не смутило, он попрощался почти что весело. Я несколько минут сидел, глядя в экран телефона и раздумывая, что эта встреча может принести мне, Крейвану Фланахэну?
Глава 18
Фланахэн задумчиво смотрел на крохотную кнопку звонка. Он уже дважды почти решился позвонить, но в последний момент отдёргивал палец. Ему казалось, что его будущее в этом мире зависит от такого простого действия. Если он войдёт в этот дом, то уничтожит все пути назад, к возможности тихой и незаметной жизни на Земле, к отходу от Ремесла, как основы существования, от идеи стать простолюдином в этом месте со своими, простолюдинскими кланами. Крейван не мог сказать, откуда взялась такая уверенность: он просто знал. Понимал, что если сейчас развернётся, сядет в «мустанг» и уедет прочь из деревни, то ещё может всё изменить. Фланахэн не думал, что клан Каванах начнёт искать его: во-первых, Бреннану и его людям сейчас просто не до этого, а во-вторых, на Земле уйма мест, где человек сможет исчезнуть без следа. Для безликого исчезнуть без следа ещё проще. Но… Что-то его останавливало. Привязанность к новой компании? Да нет, будучи Уильямом Маккуином он ни с кем так и не сблизился. Нежелание отрываться от единственного якоря в этом мире? Вряд ли, Крейван достаточно прожил в новой обстановке, и, впитав опыт Маккуина, легко мог начинать самостоятельное существование. Энни? Возможно. Фланахэн никогда до этого не испытывал столь сильных нежных чувств, каковые, наверное, можно было бы назвать любовью, и мысль о том, что придётся покинуть Бушмилс, хотя бы не поговорив с девушкой, больно сжимала сердце. Но сильнее даже, чем влюбленность, было желание узнать, что всё-таки скрывала за своим названием Игра, на чьей стороне он находится, и что представляет собой сторона противоположная. Посему, у него перехватывало дыхание при мысли об идее стать полноправным участником Игры со всеми её рисками и опасностями. Участником, не рядовой пешкой, вроде Маккуина или Кейси, а крупной фигурой, способной влиять на действие. Утвердиться в новом мире как личность, как Крейван Фланахэн, сын Джейда Фланахэна, безликого — одного из лучших в Ремесле…
Он застыл перед дверью в резиденцию Бреннана, взвешивая все «за» и «против», уже готовый принять окончательное решение (интересно, что вспоминая об этом эпизоде несколько месяцев спустя, Фланахэн с удивлением понял, что не помнит, что же он в итоге решил), когда всё разрешилось без его участия. Зелёная лампочка, тонкий писк интеркома и ироничный голос Бреннана, перемежаемый шумом помех, прозвучал как глас свыше: