Читаем История одиночества полностью

Новое увлечение пешим исследованием природы формировалось в последние годы XVIII века и первые десятилетия XIX. В 1835 году к растущему числу авторов путеводителей по Озерному краю уговорили присоединиться Вордсворта, чьи стихи немало способствовали тому, чтобы привлечь внимание читающей публики к пейзажам тех мест[198]. Он знал, что его писательская жизнь совпала с фундаментальной переменой в мобильности «людей со вкусом», составлявших его аудиторию. Это изменение он связал с растущим интересом к «декоративному садоводству»:

В союзе с восхищением этим искусством, а в иных случаях и вопреки ему, возник интерес к тем или другим частям естественной среды; и путешественники, вместо того чтобы ограничить свое наблюдение городами, мануфактурами или шахтами, принялись (неслыханное прежде дело) бродить по острову в поисках уединенных мест, отличающихся, как они, возможно, случайно узнали, величественностью или природными формами, которые можно там наблюдать[199]

.

Специалисты по истории отдыха среднего класса и знатоки литературы о пеших прогулках подтверждают этот тезис[200]. Как пишет Джордж Уотсон, «XIX век полностью сознавал свое новое и оригинальное ощущение одиночества: уединенная загородная прогулка была сознательной – и новаторской – привычкой вордсвортианцев»[201]

.

Добирались ли жители растущих городов и городков до «уединенных мест» последними дилижансами или первыми паровозами, они все охотнее проводили долгие, насыщенные дни, путешествуя по полям и поднимаясь на скромного размера горы британского ландшафта. При этом возникало ощущение, что они впервые участвуют в общей культуре мобильности. На смену базовому различию между передвигающимися верхом и пешком или, что еще существеннее, между едущими в повозке и теми, кто тащился вдоль пыльной дороги, боясь, как бы их не задавили, пришло нечто новое: богатые и привилегированные были теперь вовлечены в ту же форму передвижения, что и самые простые рабочие. При этом самые интеллектуальные и моральные из них любили думать, что они используют свои ноги так же, как это делали древние философы и ранние христиане. Мало того что респектабельные ходоки перенимали темп у низших слоев – они к тому же имели возможность встретиться с ними на открытом воздухе, не обремененные ритуалами гостеприимства, защищавшими приватность их домов. В библиотеке Вордсворта имелся экземпляр «Перипатетики» Джона Телуолла (1793), в которой пешее путешествие служит тропом, означающим возможность встретиться с «несчастными селянами» и прочими трудящимися и узнать об их страданиях[202]. Идеальная прогулка Вордсворта состояла из длинных отрезков одинокого пути вдоль дороги, перемежающихся случайными беседами с местными жителями, чье положение проливало свет на трудности, связанные с расширением рыночной экономики[203]

.

Уже в начале своего эссе Хэзлитт касается центрального вопроса – является ли обсуждаемая им активность по сути своей одиночной:

Путешествие – одно из приятнейших занятий на свете, однако путешествовать я люблю в одиночестве. В четырех стенах общество доставляет мне удовольствие; на открытом воздухе с меня довольно того, что со мной природа. Там, оставаясь один, я менее всего одинок[204]

.

Джеффри Робинсон называет это эссе «спором романтика с романтизмом»[205]. В нем воображаемое высвобождение Вордсворта посредством встречи с природой замкнуто на себя. Цель прогулки – не озарения или образы, которые можно было бы перевести в более широкое литературное общение, а удовлетворение потребности в личной свободе. «Душа всякого путешествия, – писал Хэзлитт, – это свобода, полнейшая свобода в мыслях, чувствах, поступках. Мы отправляемся в путешествие преимущественно для того, чтобы освободиться от всевозможных помех и тягот, уйти от себя, а главное – от других»[206]. Тропинка или проселочная дорога – это место, где нет людей и где не будет сказано ни слова: «…я предпочитаю ничем не возмущаемое молчание сердца – красноречивее коего не найти»[207]. В этой тишине можно проникнуть в запутанный клубок мыслей и чувств, накопленных в ходе повседневной жизни, и найти там, внутри, смысл:

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука