Вообразим себе, что мы увидели бы, как мужчины сидят поутру вокруг стола в гостиной – разглядывают гравюры, или вышивают гарусом, или читают книжицы, – как бы мы смеялись! Говаривали, что один из членов палаты общин занимался вышивкой гарусом. … Почему же мы должны смеяться, случись нам увидеть утром группу мужчин за столом в гостиной, и полагать, что это нормально, если на их месте женщины? Неужели мужское время ценнее женского? Или разница между мужчиной и женщиной в том, что женщине, по общему признанию, больше нечем заняться?[303]
Чем больше жены и дочери тратили свои дни на подобную деятельность, тем больше они, казалось, растрачивали свои таланты впустую. В огромном объеме вещей, делавшихся внутри и, как правило, для домов среднего класса, воплощалась неволя тех, кто вел хозяйство. Итог столь большой активности заключался в отрицании притязаний женщин на достоинство и авторитет[304]
. Если все сводилось к шитью и вязанию, то что бы такого важного могли они делать в более серьезных областях власти и творчества?Разрешение этих споров было отнюдь не простым делом. Хотя многие из тихих, домашних типов досуга уже имели богатую традицию, в XIX веке их число и разнообразие стремительно росли. Спектр практических времяпрепровождений в этот период отражал их современность. Они были обусловлены беспрецедентным процветанием домашних хозяйств, изменениями в доступности времени внутри дома, энергичной и отзывчивой экономикой потребления и, что особенно важно, активным использованием средств массовой коммуникации. Результатом стало не просто заполнение пустых часов в тщете дней; скорее можно говорить о том, что такая деятельность кардинально изменила баланс между общением и уединением. Викторианская семья среднего класса производила широкий спектр одиночных занятий, чтобы иметь возможность уравновешивать саму себя. Разнообразие частных практик и перетекание их личных и коллективных форм друг в друга имели решающее значение для обеспечения с виду социальной природы буржуазного дома. Кроме того, распространение печати и переписки резко расширило сферу виртуальных сообществ. Для женщин, читавших и составлявших письма в то время, выбор уже не ограничивался очной беседой и молчанием. Скорее они могли дистанцироваться от компании своих домашних и принять участие в сетевой деятельности, другие участники которой ни разу не входили в их дом и не нарушали его внутренних ритуалов и структур власти. Ближе к концу столетия эти сети стали принимать вид формальных организаций, но то были всего лишь бюрократические центры для страстей и увлечений, затевавшиеся отдельными энтузиастами. В то же время, как мы увидим в заключительном разделе этой главы, приравнивание одиночества к психической патологии стало оспариваться радикально настроенными, творческими женщинами. Использование нездоровья в качестве причины или оправдания ухода от домашнего общества уже было изучено на материале многих биографий и сопутствовавших сочинений. Здесь технология одиночного домашнего отдыха стала одновременно и защитой от навязанного участия в домашней жизни, и каналом для вхождения в более масштабные формы интеллектуального или организационного труда.